– Да, конечно – ответил Бертольд, внутренне сожалея, что в праздники Мари не будет дома.
И он решил приурочить свои дела в Вене к дням, когда планировалась поездка дочери. У него были достаточно хорошие отношения с бывшими тестем и тещей, он всегда с удовольствием наносил им визиты. Они не виделись после его свадьбы, но он не испытал никакого дискомфорта по поводу женитьбы. Родители Мадлен много раз говорили Бертольду, что ему надо устраивать свою судьбу и не надо оставаться так долго одному. Так ведь и произошло: он женился, счастлив с Магдой. Но когда он переступил порог венского дома и увидел взгляд Мадлен, устремленный на него с портрета, висевшего на стене, что-то внутри защемило так сильно, что он еле удержался на ногах. Хорошо, что в это время все были заняты Мари, и никто не обратил на него внимания. Их ждал праздничный ужин, за которым Бертольд не знал, как себя вести. До женитьбы он не придерживался постов, ограничиваясь хождением в церковь по праздникам. Сейчас Магда, соблюдая все законы католической церкви, приобщила его не только к воскресным мессам и исповедям, но и к постам, и Бертольду неловко было видеть этот молочно-мясной стол перед Пасхой. Сославшись на плохое самочувствие, он попросил для себя что-нибудь вегетарианское. Лизхен взялась приготовить ему что-нибудь легкое, и ужин из-за этого задержался на полчаса.
Они разговорились. Бертольда спросили, как чувствует себя Магда, и пожелали ей самого наилучшего. Потом стали расспрашивать Мари о школе, об уроках живописи. Она говорила без умолку. Было такое чувство, что из нее выплескивалось все, что она не договаривала последние полгода. Бертольд про себя отметил, что, наверное, мало уделял ей внимания в последнее время.
Позднее, когда Мари ушла спать, они продолжили разговор втроем. Ильза, мать Мадлен, сказала ему, что девочка очень повзрослела и выросла, стала просто очаровательной, но слишком бледна.
– Кстати, давно ли ты показывал ее врачу? – вдруг спросила она.
После смерти Мадлен она все время настаивала, чтобы девочку каждый год обследовали. У Мари ничего не находили, но Бертольд каждый год продолжал водить ее по врачам.
Фрау Ильзе сообщила, что она, узнав о приезде внучки, поговорила со своей приятельницей, сын которой был преуспевающим кардиологом. Он работает в больнице и имеет частную клинику. К нему трудно попасть без предварительной записи, но приятельница обещала Ильзе, что все устроит. Бертольд знал, о ком идет речь. Он помнил Генриха еще с тех пор, когда тот был в возрасте Мари. И вот уже врач. Боже, как быстро летит время!
Визит к Генриху не внес ничего нового в их жизнь. Внимательно проверив Мари, Генрих сказал, что она абсолютно здорова и нет повода для волнений. Бертольд со спокойным сердцем оставил дочку у бабушки и дедушки и вернулся в Зальцбург.
Пересказывая все это психологу, я вдруг обратила внимание, что у меня ощущение, будто я рассказываю какую-то прочитанную книгу или же просмотренный фильм. Психолог все время задавал вопросы, уточняя какие-то мелочи, и я отвечала на них, подробно описывая одежду или еду. Я не могла ответить, действительно ли я видела все это во сне, или информация возникала в подсознании независимо от увиденного, в дополнение к нему. Я пробовала готовить всякие блюда, которые видела во сне. И они получались очень неплохо. С некоторыми из этих кулинарных изысков я знакомила своего психолога.
В очередной раз, принеся ему абрикосы в кляре из творожного теста, я продолжила рассказ о пасхальных каникулах, которые Мари провела в Вене. Там она вернулась в ту атмосферу, в которой прожила тринадцать лет, от своего рождения и до женитьбы отца. В один из вечеров к бабушке пришла Лея, та самая приятельница, у сына которой Мари прошла обследование. Зная, что девочка еще находится у бабушки, она принесла ей подарок – красивую тетрадь, явно предназначенную для дневника. Ей казалось, что все девочки возраста Мари ведут дневники.
Бабушка стала расспрашивать о предстоящей женитьбе Генриха. Потом они уединились и стали тихо о чем-то беседовать. Мари издали рассматривала Лею. Это была высокая статная женщина, очень ухоженная и броская. Иссине-черные волосы были аккуратно уложены и контрастировали с белой кожей и серыми глазами. Нос с тонкой горбинкой не портил лица. Мари решила сделать набросок. Она пошла в свою комнату за альбомом, но там ее взгляд упал на небольшую фотографию матери, и ей расхотелось возвращаться. На этом портрете Мадлен была чуть старше самой Мари – в возрасте девятнадцати-двадцати лет. Девочка стала фантазировать, как бы она дружила с матерью. В голове стали проноситься разные картины…
Читать дальше