Время до свадьбы пролетело очень быстро. В салоне и в нескольких комнатах сделали ремонт, поменяли мебель. Что-то очень родное стало уходить из жизни Мари. Одноклассницы донимали ее вопросами – где будет проходить свадьба, как будет одета невеста и всякой прочей ерундой. Мари это не занимало, гораздо важнее было знать, что ждет ее после свадьбы, что изменится в доме, что изменится в ее отношениях с отцом.
Венчание проходило в католическом соборе. В белом платье, отороченном перьями, Магда казалась сказочной принцессой. Церемония была очень красивой, все были счастливы. Было весело, шумно и суетно. После свадьбы новобрачные уехали на месяц в путешествие по Европе, и Мари осталась с Лизхен. Ей было хорошо с этой нежной женщиной, не чаявшей в ней души. Она старалась не думать о возвращении отца, о переменах, которые ждут ее дома. Умом она понимала причину перемещения портрета матери из салона в кабинет Бертольда, но принять это ей было сложно. Весь месяц Лизхен баловала ее, как могла, готовя самые любимые блюда и разрешая допоздна засиживаться за чтением. Она понимала, как тяжело девочке, но при этом она понимала и то, что Бертольд должен был рано или поздно жениться, и что не дело мужчине в его возрасте так долго оставаться одному. Она надеялась, что отношения между Мари и Магдой наладятся, и Магда, если уж не заменит ей мать, то по крайней мере станет девочке старшей подругой.
По возвращении молодоженов из свадебного путешествия, Мари получила огромное количество подарков. Снимая ленты с упаковок, она почему-то подумала о Рождестве. Обычно такое количество подарков она находила под елкой. Мари радовалась каждому подарку и, пожалуй, тогда она впервые сказала себе самой, что, наверное, Магда действительно относится к ней хорошо, раз занималась покупкой подарков в свой медовый месяц. А значит, все будет по-прежнему.
Но в первое же воскресенье Магда сообщила, что теперь они будут по утрам посещать воскресную службу. Раньше они с отцом ходили в церковь лишь по праздникам. Отец не был рьяным католиком, да и все друзья его были, в общем-то, светские люди. Служба по воскресеньям входила в их дом как новшество, и Мари не знала, как к этому отнестись. Ей нравились запах ладана, иконы, спокойствие внутри церкви. Да и многие ее друзья посещали воскресные службы каждую неделю. Просто для Мари это было необычно.
Среди моих рассуждений об отношении девочки к происходящему психолог вдруг остановил меня и спросил, как я сама отношусь к религии.
"Не знаю", – ответила я. И в свою очередь спросила его, как он относится к воздуху, поставив его в тупик своим вопросом. Мне действительно было непонятно, как я отношусь к религии, я просто никогда об этом не задумывалась. У меня в семье соблюдали традиции. Хотя советская система пыталась выбить у людей всякое понятие о Боге (независимо от того, к какому вероисповеданию они принадлежали), в Грузии, где я родилась, была в этом отношении относительная свобода. Мы праздновали все еврейские праздники, дедушка ходил в синагогу, иногда брал меня вместе с собой. И это было естественно. Я хорошо помню, как, учась во втором классе, показала дедушке карикатуру из учебника, на которой была изображена ракета с Гагариным. Смысл карикатуры был такой, что, дескать, космонавт облетел на ракете всю землю и никакого Бога там не видел.
Дедушка не стал вступать в спор по поводу картинки в учебнике, а только сказал фразу, к которой я возвращалась мысленно много раз: «Ты можешь верить в Бога или не верить, но он существует независимо от твоего мнения, и ему как-то все равно, что ты думаешь по этому поводу».
Десять заповедей вошли в мою жизнь совершенно естественно. Их выполнение не требовало от меня каких-то особых усилий. Поэтому я и задала психологу вопрос про воздух. К воздуху нельзя никак относиться, его нельзя любить или не любить. Просто без него нельзя существовать. Тогда психолог задал другой вопрос: как я отношусь к католичеству? И на этот вопрос я тоже не смогла ответить. В Грузии почти не было католиков, христиане были православные. Там все это воспринималось так – живут люди разных национальностей – грузины, армяне, евреи, греки, русские, курды, а хороший человек или плохой, ни от национальности, ни от вероисповедания не зависит.
В этот раз, уйдя от психолога, я попыталась мысленно вернуться в свои детские годы. Мне кажется, что я вообще не задумывалась, какая разница между мной и моими школьными подругами, ни тогда, ни после окончания школы. Как, впрочем, никогда не скрывала, что я еврейка. Только один раз меня спросили, почему мы празднуем Новый год в сентябре, но я просто объяснила, что наш Новый год осенью. Этого было достаточно. Помню, когда я в Песах приносила мацу в школу, то она у меня заканчивалась мгновенно – все в классе брали по кусочку. В итоге я стала приносить в школу мацу пачками. Мы тогда не задумывались – ну еврейка, ну грузинка, ну армянка, ну и что? С «национальным вопросом» я столкнулась позже.
Читать дальше