Виктор Некрас - Кощеево седло. Всеслав Чародей – 3

– Верно, верно говорили купцы, – паки прогудел боярин, буравя кметя глазами. – Уж не ты ль тот охотник, Несмеяне?

– Да нет, боярин, я только говорю от него, – засмеялся Несмеян. – Сам-то он от любви язык потерял. Есть у меня, Путислав Гордятич, и купец на твой товар, и охотник на твоего зверя, да вот только не ведает, приглянётся ли тебе. Вот за меня и хоронится.

Несмеян лёгким толчком в плечо указал на Витко. Вой встал и поклонился Путиславу, всё так же не произнося ни слова.

– Вот он – и охотник, и купец, и вой, и жнец, и на дуде игрец. Он и будет тебе зятем верным, опорой в старости. Люб ли тебе жених, господине?

Боярин молчал, и Витко снова начал бледнеть. Как выяснилось – не зря.

– Вот что, гости дорогие, – сказал, наконец, Путислав Гордятич. – Ешьте-пейте, да дорогу обратную знайте. Дочка у меня одна и за Витко… – он помедлил, вспоминая отчество Витко (всё-таки соблюдал обрядность старый боярин), – Витко Бренича я её не отдам. Есть у меня дорогой товар, да твоему, Несмеяна, купцу, он не по пенязям. Есть у меня и редкий диковинный зверь, да только твой охотник ещё снасть охотничью на него не обрёл.

И не выдержал-таки, боярин сорвался:

– А коль ещё раз явитесь – псов спущу! – рыкнул он так, что и Витко, и Несмеян невольно попятились к двери.

Уже на улице Несмеян невольно засмеялся.

– Ну и ну, – покрутил он головой. – Не выдержал-таки боярин!

– Смейся – не смейся, а дело плохо, – угрюмо сказал Витко. – С самого начала я того ждал.

– А что, коль с Боженой переговорить?

– Да нет её в городе, – с досадой сказал Витко. – Я с одним холопом знакомым успел парой слов перекинуться. Боярин её ночью обратно в загородный дом отправил.

– И что делать хочешь? – Несмеян озадаченно почесал в затылке.

– Думать.

Всадники тёмными бесшумными громадами плыли сквозь вечерние сумерки. Два всадника и четыре поводных коня. Остановились на опушке леса.

– Что, прибыли? – Несмеян оглянулся на Витко, – в сумерках его лицо белело, словно серебряная монета.

– Прибыли, – Витко смотрел сквозь переплетение ветвей на высящуюся на холме громаду усадьбы. – Вот оно, его логово.

Рубленые клети с крытыми заборолами , четыре вежи по углам и четырёхъярусный терем в середине. Кое-где светились окна. Богато, князьям впору, жил боярин Путислав Гордятич, несостоявшийся тесть Витко, витебский тысяцкий. Пока несостоявшийся, – поправил себя Витко.

– Которое её окно?

Витко молча кивнул на крайнее левое на втором ярусе.

– Вперёд?

– Вперёд.

Луна пряталась за тучами, да и выгляни она, её новорожденный серпик дал бы слишком мало света для того, чтобы углядеть из усадьбы на опушке леса двоих.

Коней оставили на опушке, в перестреле от усадьбы. К городне шли пешком. Вскарабкались по склону холма, стараясь ступать бесшумно. Вои на стене услышат – верная смерть. И не спросят, – кто, мол, там да почто. Добро хоть, собаки на этой стене нет. Или есть?

Витко нацелился, забросил осил . Конёк кровли над заборолом не скрипнул под тяжестью его тела. Добротно рубили стены для боярина Ратибора, Путиславля деда.

Лезли наверх, цепляясь за узлы. Молились в душе. Окно стрельни страшновато чернело в забороле . Витко задержался около. Изнутри не доносилось ни звука – излиха надеялся боярин на сторожу на вежах . Да и откуда ему набрать людей для сторожи на заборолах, не князь ведь всё ж таки. Боярская дружина редко досягает числом до сотни воев.

Через эту же стрельню пролезли внутрь. Под низкой кровлей было темно. Бесшумно ступая босыми ногами, Витко и Несмеян проскользнули по лестнице во двор замка, крались через двор к стене терема. Челядь спала – ей не было никакого дела до пришельцев, которые готовились украсть у Путислава Гордятича самое ценное его достояние.

Окно Божены было не так уж и высоко – с гульбища досягнуть. А вскарабкаться на кровлю гульбища для того, кто только что по верёвке взобрался на забороло крепостной стены – раз плюнуть.

Витко шёл по кровле гульбища, едва касаясь руками могучих брёвен стены терема. Вот и окно – волоковое, но широкое, можно и пролезть. Витко глянул в щель между стеной и ставнем, да только что в темноте увидишь. А, будь, что будет! Легонько стукнул в ставень ногтем. Ещё раз.

Изнутри послышались лёгкие и быстрые шаги.