Виктор Некрас - Кощеево седло. Всеслав Чародей – 3

Исаак коротко вздохнул. Осень подошла незаметно, и скоро, того и гляди, уже вытягивать лодьи на берег, да пережидать распутицу и ледостав, чтобы по зиме опять везти товар, санным путём по речному и озёрному льду, да по зимним волокам от реки к реке.

Такова вся жизнь купеческая.

И даже сегодня он надолго в Вержавле не задержится – жену обнять, один товар выгрузить, другой погрузить (за ночную погрузку дрягилям уплачено), вина выпить – да и обратно на лодью, успеть до ледостава сбегать хотя бы в Киев.

– Как сходил-то, Исааче? – не дал надолго задуматься Гектодромосу тиун.

– Да вроде неплохо, господь славен и милостив, – Исаак перекрестился, покосился на тиуна и добавил. – Я там поминочек тебе привёз, Викуло, то, что ты просил для дочки своей… сейчас холоп принесёт.

Тиун только наклонил голову с благодарностью, спросил, помолчав:

– В какие края бегал в этот раз-то?

– К булгарам да в Ростов.

– Домой сейчас?

– Ну да, – Исаак улыбнулся. – Месяц дома не был.

В сумерках то и дело звучно падали с веток яблоки, и Колюта беспокоился только об одном – чтобы домочадцам Исаака не взбрело ввечеру пойти эти яблоки пособирать. Но обошлось.

Когда сумерки сгустились так, что из сада едва можно было различить, где кончаются стены дома и начинается заплот, Колюта трижды негромко крякнул дикой уткой. И полумрак ожил, задвигался едва заметными тенями, которые, ловко продираясь между кустами, выползли из малинника под яблони. И почти тут же Колюта крякнул вновь, – и тени замерли.

Около стодолы на освещённой луной пашне репища было заметно едва различимое шевеление. То ли пьяный в борозде валялся, то ли ребёнок играл. Колюта замер, охваченный странным чувством, таким, словно его коснулось что-то потустороннее, что-то иномирное, хотя и не смог разглядеть, что это такое. Может, дворовый какой непорядок увидел и решил исправить… а может, оборотня из леса принесло. До осенних Дедов, после которых начинается разгул нечисти, было ещё долго, иначе они уже увидели бы не одно существо с Той стороны. Колюта вгляделся и, наконец, смог разглядеть копошащееся существо – ростом с трёхлетнего мальчишку, но широкоплечий и кряжистый.

Вглядываясь, гридень неосторожно шевельнулся, и существо, словно что-то почуяв, вдруг замерло в лунном свете, приподняв косматую голову, на которой из длинных, свалявшихся волос торчат острые мохнатые уши, то ли конские, то ли волчьи, не разберёшь. Несколько мгновений дворовый напряжённо вслушивался, потом вдруг невнятно фыркнул, лязгнул зубами и метнулся к стодоле , исчез в тени.

Выждав несколько мгновений – нет, переполоха не поднялось, – Колюта опять трижды крякнул, пять теней за его спиной снова сдвинулись с места, подползая ближе к стодоле, за которой лежал широкий двор, освещённый луной.

Ключник Исаака Гектодромоса Векша несколько мгновений разглядывал висящую над садом полную луну, потом затворил калитку и задвинул засов. Где-то над улицами Вержавля раздавались голоса молодёжи – им и осень не в осень. Векша вдруг оборотился, привлечённый необычным поведением пса – здоровенный фризский волкодав рычал и, глухо взлаивая, вертелся около будки, словно зачуял в саду кого-то чужого.

Векша несколько мгновений постоял, раздумывая, не спустить ли пса, потом хлопнул в ладоши, подзывая холопов. Оба подбежали, являя на лице готовность служить.

– Гляньте-ка, кто там, – Векша кивнул на сад. – Если что, спустите Волчка.

И двинулся к крыльцу. Холопы кинулись в сад.

Векша уже почти дошёл до крыльца и занёс ногу над первой ступенькой, когда почуял что-то, и вмиг осознал, что именно. Холопов слышно не было, а пёс уже рвался с привязки с хрипом. Крутанувшись на пятке, Векша оборотился как раз вовремя, чтобы увидеть ИХ. Время словно замедлилось; три тени медленно перелились через плетень. Трое в стёганых латах и шеломах, в берестяных скуратах на лице.

Время вновь обрело свой привычный бег, трое приземлились в траву двора на полусогнутых ногах, и в этот миг Волчок небывалым усилием оборвал привязку и ринулся на чужаков. Крайний чётко и стремительно поворотился, сверкнул отполированный до блеска клинок, и пёс свалился в траву с рассечённой головой, хлестанула кровь, в сумерках совершенно чёрная.

И только тут, когда трое преодолели половину расстояния от плетня до крыльца, Векша очнулся и мгновенным озарением понял, что у него нет в руках и поблизости ничего, что могло бы хоть как-то сойти за оружие. Рванулся в дом, но едва успел дотянуться рукой до дверной скобы. Тупой удар в скулу настиг его у самой притолоки, и Векша, даже не успев открыть дверь, свалился на крыльцо и обеспамятел.