Екатерина Люмьер - Хрупкость

– Я был ужасным отцом, – произнес Венсан с неожиданным напором. – Если бы я лучше старался, ничего бы из этого не произошло.

– Сложно судить, Венс, очень сложно. Ему нужна была твоя любовь. Потом ему стало легче винить меня, что ничего не вышло у тебя и твоей жены. Как надежду во мне нашли твои родители, так виновника всех бед захотел найти Аньель. Так проще.

– Это неправильно, – упрямо ответил Венсан. В его взгляде промелькнул страх. – Я один виноват во всем.

– Как ты уже заметил, для него – ты интересный экземпляр. А я тот, кого любит его отец, который никогда не любил его мать. – Виктор потянулся и поднял кленовый красный лист. Он завертел его между пальцев. – Это обидно знать. Я учил его всему, что знал сам. Был с ним с утра до ночи с самого детства. И теперь на самом деле я ему не нужен. – Люмьер поджал губы, но потом выдохнул, опустив плечи, и добавил: – Пусть для него ты лучше будешь сожалением, а не виновником всех бед. Поверь, иметь живого отца, который от тебя отказался и испортил тебе все детство намного хуже, чем понимать, что твой отец просто болен и мог не справиться с такой ответственностью.

Венсан запустил пальцы в волосы. Его вновь глаза заблестели, а губы искривила горькая усмешка. Он посмотрел на Виктора, но не смог вымолвить ни слова.

– Уже ничего не изменишь. Он вырос. – Виктор встал и подал руку Венсану. – Пойдем.

– Остается только верить в то, что он не потеряет себя во тьме, ведь он уже отказался от света, – вымолвил тот, принимая руку Люмьера.

Люмьер невесело усмехнулся. Вечерело, в парке появилась легкая дымка, похожая на туман. Люмьер взял Венсана под руку и медленно повел на выход, где их ожидал личный экипаж. Стоило отправиться в ресторан и обратно в поместье, где их ждал целый урожай оранжевых тыкв, красных яблок и уже заготовленное служанкой тесто для пирога. Было что-то особенное в том, чтобы тихо сидеть вдвоем и готовить десерт.

– Жаль, что мы не можем иметь собственных детей.

– Разве Аньель не доказательство того, что мне нельзя иметь детей? – поинтересовался Венсан.

– Процентная вероятность того, что у ребенка будет то же самое, что и у тебя – не равна сотне. Не во всех случаях у ребенка обязательно будет расстройство, как у одного из родителей.

Венсан вздохнул и опустил глаза. Он хотел было что-то ответить, но мысли начали путаться, а в голове поднимался так хорошо знакомый гул голосов.

– Я устал, – пожаловался он.

– Извини. – Виктор внимательно на него посмотрел. – Отправимся домой?

Де ла Круа кивнул и мягко коснулся губами щеки Виктора. Виктор подумал, что ужинать в ресторане не очень-то и хотелось. Спустя десять минут они сели в экипаж на выходе из Ричмонд-парка и отправились в обратный путь. Стоило им забраться в повозку, как начался дождь. Он разошелся за пару минут до сильнейшего ливня и к выезду из Лондона перестал.

К концу третьей недели Аньель совсем освоился. Учеба оказалась тяжелее, чем он предполагал. Занятия начинались рано утром и заканчивались поздно вечером. Ночи он проводил, склонившись над книгами, а перерывы между лекциями и семинарами, де ла Круа проводил в библиотеке, стараясь отыскать труды по интересующим его темам. Времени катастрофически не хватало, но он не смел жаловаться.

При более близком знакомстве Чарльз оказался очень приятным молодым человеком. Казалось, у него на все в жизни находилась остроумное замечание или шутка. Он мечтал состояться как писатель, а поэтому не расставался с толстой тетрадью, куда постоянно записывал разные мысли. Дружба, завязавшаяся еще в первый день, согревала душу Аньеля. Посвящая всю свою жизнь учебе и различным искусствам, к своим годам он мог сказать, что у него никогда не было близких друзей помимо Виктора. И несмотря на то, что он всегда считал, что общества Люмьера ему вполне достаточно, только оказавшись в Кембридже, Аньель ощутил, как много он упустил.

После одного из учебных дней Чарльз предложил Аньелю прогуляться до ближайшего паба и выпить по пинте эля. Великобритания, славившаяся своими пабами, располагала ими во всех городах почти на каждой улице, и не провести один вечер в компании кружки пива было бы кощунством. Они сели за столом, заказав по пинте и несколько разных закусок, и Чарльз спросил:

– Мы с тобой живем в одной комнате и периодически сталкиваемся тут и там, но так толком особо не познакомились. Расскажи, что умеешь, чем занимаешься? Помимо того, что очень хочешь учить психиатрию. – Чарльз поправил очки, но потом вовсе их снял, сложив и оставив на столешнице. У него были, как оказалось, зеленые глаза.