София Агачер - Твоими глазами

Архитектор Кваренги выстроил это здание в виде подковы, в центре которой находилась когда-то церковь, от неё по сторонам расходились крылья дома, где и располагались больничные палаты. Несмотря на то что церковь была превращена в вестибюль, где под толстым слоем штукатурки были похоронены фрески восемнадцатого века художника Доменико Скотти, госпиталь сохранил стать и изящество светлых коридоров.

Герцев-старший постучал в высокую, дубовую, белую дверь, нажал на бронзовую массивную ручку и переступил порог. Кабинет и его хозяин по форме были почти такими же, как и пять лет тому назад, ещё до ареста, а вот по содержанию, похоже, сильно отличались. Исчезла статуэтка бога торговли и медицины Меркурия со стола красного дерева, картина с коронацией Александра Третьего с левой стены, маленький столик с раскрытой партитурой, скрипка, гитара, патефон и этажерка с пластинками, остались лишь сухие портреты учёных слева и книги. А сам хозяин кабинета из подтянутого щёголя с подвижным артистическим лицом и длинными пальцами скрипача превратился в маленького сутулого сухого старичка с прозрачными руками и одутловатым лицом.

– Здравствуй, Александр Александрович, как я рад тебя видеть! – радостно воскликнул Герцев.

– И я очень рад тебя видеть, Михаил Михайлович! – как-то отстранённо отозвался хозяин кабинета.

Повисла неловкая пауза…

– Саш! Ну, что ты сидишь за столом, как неродной?! Обнимемся, что ли, пять лет ведь не виделись! – произнёс гость, несколько растерявшись от холодности Рюмина.

– А замараться или заразы какой подхватить от меня не боишься? – спросил Александр Александрович и пронзительно посмотрел в глаза вошедшему.

– Дурак ты, Сашка! Это же я! Худой ты какой, но сильный, чертяка! Раздавишь… – смеялся Герцев, бережно прижимая к себе друга, всё же раскрывшего ему свои объятия.

– Эх, по рюмочке, за встречу, – предложил Александр Александрович, подошёл к старинному шкафу в стиле жакоб, открыл дверцу, достал бутылку армянского коньяка, наполнил две рюмки янтарной жидкостью, одну взял сам, вторую протянул другу и стал, смакуя, пить маленькими глотками.

– А!.. Аромат, аромат-то каков! Напиток богов… это мне много лет тому назад генерал армии Баграмян подарил. Хорошо! Да, давай ещё по одной, за нашу дружбу. И садись сюда – на диван… Поговорим, посмотрим друг на друга. Пять лет ведь не виделись!

Московский вечер стучался в окно, клаксоны будоражили больничную тишину.

Двое мужчин: один – в белом халате и шапочке, второй – в сером костюме и берёте, – сели на старый кожаный диван с высокой резной спинкой, чтобы продолжить разговор.

– Видишь, Миша… я стал совсем другим человеком. Да, другим. Чтобы вернуться обратно, мне необходимо было сжечь себя прежнего. Изменить частоту своей души… Раньше я жил в мире, что творил сам, и заставлял любого, до кого мог дотянуться, жить так, как я считал нужным, по моим собственным законам. Сам находил деньги, оборудование, перестраивал эту больницу, придумал структуру службы неотложной хирургической помощи. Шутка ли, для всей страны придумал! Когда я входил в операционную и видел больного, то слышал его уникальную мелодию. Я становился к операционному столу и брал первый аккорд, потом второй, третий – ткани струились через мои пальцы. Мне казалось, что я играю на струнах души оперируемого человека. Я чувствовал себя таким огромным, таким значимым, уникальным и незаменимым. Считал, что самоотверженная работа круглыми сутками и тысячи спасённых жизней дают мне право владеть, управлять, распоряжаться мощнейшим потоком творческой энергии, какую я забирал у кого только мог. Я блаженствовал! И набрал такую скорость, что потерял опорную ось… и сорвался со своей орбиты. Падение было мгновенным. Как мне было больно!.. Не потому, что следователь на Лубянке выбил зубы, выворачивал веки и не давал спать. Как раз физические страдания, голод и холод помогали справиться с этой болью… Не потому, что я боялся клеветы, сплетен, потери своего честного имени, предательства семьи и друзей. Нет!.. Я попал в место, абсолютно лишённое творческой энергии…

Помнишь, в учебнике по Закону Божьему было написано о Деннице: «и отправили его в место, удаленное от Бога, и назвали это место Адом». Ад!.. Это – место, где нет энергии Творца, где невозможно творить… Я понял это только там, на последнем рубеже…

Миша, ты не только мой старый друг, но ещё и коллега, хирург и учёный, я могу поговорить об этом только с тобой… Многие годы меня не устраивало ни одно определение острой дыхательной недостаточности или остановки дыхания, и только там я понял, что человек перестаёт дышать, когда душа отделяется от тела. Сердце ещё бьётся шесть минут, а душа уже улетела… И всё, что ты накопил за свою жизнь, ты платишь, отдаёшь в эти шесть минут боли… Попробуй, задержи дыхание, почувствуй муку удушья! Нет энергии, нет!.. Это и есть дуновение ада…