Владимир Положенцев - Снежная рапсодия. Особая операция контрразведки Добровольческой армии ВСЮР

К месту «казни» солдаты пригнали, кого нашли – пару торговок с пустыми плетеными корзинами, трех сопливым мальчишек. Бабы испуганно перешептывались, нервно грызли семечки, ребята ковыряли в носах.

– Веревка точно подо мной оборвется? – беспокоился, окончательно пришедший в чувство и вновь способный что-то соображать подполковник.

– Не волнуйтесь, Антон Петрович, – заверил капитан. – Ну, какой мне смысл вас обманывать? Начальный план операции и построен на этом.

– Операции «Снежная рапсодия», – уточнила Елена.

– Что? Почему «Снежная рапсодия»?

Васнецова пожала плечами:

– Не знаю. Вспомнила первый осенний снег, мягкий как пух, он ложился мне на ладони, а я его лизала, словно мороженое. Только музыки не хватало, Венгерских рапсодий Листа. Она звучала у меня в душе.

– Красиво, – согласился капитан. – Пусть будет «рапсодия», какая, в сущности, разница. Можно вас на минуточку?

Подоленцев отвел Елену в сторону, приблизил взмокший нос к ее уху:

– Вы должны сказать нашим офицерам-связным Вальнову и Дунайцеву пароль. Запоминайте, его кроме них и нас с вами, не знает никто: «Я слышала, до войны вы коллекционировали живопись». Ответ: « У меня было хорошее собрание набросков Васнецова. В частности, «Жница». Если офицеры выйдут на вас сами, назовут тот же пароль, тогда вы ответите про наброски Васнецова и Жницу.

– Как в шпионском романе, – ухмыльнулась однофамилица живописца.

– Мы и живем, как в романе, Елена Николаевна. Пару лет назад и представить невозможно было, что такое с нами будет.

Капитан подошел к Верберу, сидевшему у стены дома:

– Возвращаясь к нашим баранам, Антон Петрович. Перед тем, как вас вздернут, произнесите, пожалуйста, пару ярких, можно пафосных фраз, для полноты картины. Мария Антоновна, вы готовьтесь, скоро и ваш выход. Зингер у окна?

– Так точно, ваше благородие, – отрапортовал усердный унтер. – Сказали ему, что сейчас забавное действо на площади будет.

– Ну, давайте, вперед, – капитан подтолкнул Вербера, который встав на ноги, чуть не упал. Солдаты его подхватили, поволокли к импровизированной виселице.

Солнце показалось за церковью, добавило золота на облезлый, но все еще позолоченный крест купола. К месту «казни» подтягивались старухи и дети. Унтер затащил Вербера табуретку.

Антон Петрович облизал сухие, в кровавых трещинах губы. Вдруг заговорил громко, ясно:

– Поглядите, люди, на этих зверей в образе человеческом. Убийцы, палачи, негодяи! И они хотят установить в России свои порядки. Но я их не осуждаю. Как говорил Сократ, зло – это незнание добра. Никто не делает зла по своей воле, только по незнанию светлого и разумного. Не ведают они что творят! Господи, прости их!

Вербер поклонился людям, как Пугачев перед казнью. Продолжил:

– Мы, большевики, знаем, что такое добро и как нести его людям. Добродетель – это знание, марксистское знание. За это и умираем. Дочь моя, верю, ты узнаешь счастье на этой многострадальной земле! Да здравствует пролетарская революция, ее вождь и учитель товарищ Троцкий!

Подоленцев, стоявший на углу бывшего жандармского отделения, поморщился:

– Вроде бы ничего, но с Сократом перебор. Как вы считаете, Мария Антоновна? По-моему, слишком вычурно, театрально. И жид Бронштейн здесь как-то не очень уместен. Лучше бы про Ленина сказал. Ладно, и так сойдет.

Он махнул рукой унтеру. Тот понимающе кивнул, с размаху ударил подполковника под дых. Вербер обмяк у него на локтях.

– Зачем опять «папу» бить? И так еле дышит, уймитесь, – Васнецова недобро взглянула на контрразведчика.

– Ваш выход, – сказал он.

Елена вздохнула, собралась. Вырвавшись из рук, якобы крепко державших ее солдат, побежала к виселице.

– Отец, я здесь! Изверги корниловские, что вы делаете, отпустите его, немедленно!

Она упала в пыль, поползла, простирая руки к «отцу».

Капитан вновь поморщился: «Возможно, шекспировские ведьмы у неё выходили лучше, но не факт». Поднял указательный палец. Ефрейтор подскочил к Васнецовой, начал её пинать. Она закричала так, что с деревьев сорвались вороны, бабы заохали, уткнулись в цветастые платки. Кто-то из детей испуганно бросился прочь, другие наоборот подошли ближе.

Теперь Подоленцев щелкнул пальцами. Ефрейтор оставил Елену-Марию, а унтер накинул на шею подполковника петлю, плюнул ему в лицо, обозвал «иудой», выбил табуретку из-под его ног.

Вербер задергался всем телом, засучил ногами, захрипел, изо рта начал вываливаться язык. Веревка не обрывалась. Васнецова обернулась на капитана – что происходит? Но тот стоял с каменным лицом.