– Он даже был на родах, – вспомнила Анна, – хотя такое и не принято, – в столовой шла импровизированная, как выразился рав Бергер, утренняя молитва.
– У твоего мужа есть кипа, – весело сказал Джеки Иосиф, – а мне приходится держать в машине кепку. Траур закончился и все бросились жениться и рожать детей, – на следующей неделе в Меа Шеарим устраивали хупу рава Горовица. Хане пока было не обязательно покрывать голову, но женщина призналась:
– Иначе не получится. Мы живем в Еврейском Квартале, под крышей одного дома. Вокруг одни кумушки, хотя я с ними нашла общий язык, – Хана стала учить идиш.
– Я раньше пела на нем в концертах, – объяснила ребецин, – и Аарон мне помогает, он отлично владеет языком, – рав Горовиц преподавал в сионистской, как ее называли, ешиве Махон Меир и новой ешиве Эш-а-Тора, где учились юноши из диаспоры.
– У многих нет еврейского образования и они пока не знают иврит, – сказал Аарон жене, – мой английский приходится очень кстати, – Хана привезла в Израиль инструменты. Раввины разрешали женщинам давать частные уроки вокала, но петь на сцене ей было нельзя.
– Ничего страшного, – заметила она Аарону, – в академии Рубина мне предложили вести сценическое движение и актерское мастерство, где можно обойтись без голоса, – Хана занималась с Сарой-Мирьям, ходила на рынок и навещала Меа Шеарим. Ребецин Бергер немедленно заняла ее, как говорила Рита, делами благотворительности.
– Но здесь готовить для родильницы не надо, – Хана скрыла улыбку, – вокруг Джеки хлопочет не только ее семья, но и весь кибуц, – мадам Симона засучила рукава белой блузы.
– Давай сюда малышей, – велела она внучке, – вокруг мы положим фрукты, – в комнате сладко пахло спелыми абрикосами и клубникой. У Ханы закружилась голова, Анна озабоченно сказала:
– Ты побледнела, милая, – Хана отмахнулась: «В дороге укачало». Она все не могла навестить врача.
– Это недоразумение, – упорно повторяла себе женщина, – такого не могло случится, я всегда осторожна, – ее американский гинеколог заметил:
– С операцией было бы надежнее, но если вам разрешили предохранение, – Аарон списался с раввинами в Иерусалиме, – то я рекомендую таблетки, – Хана была уверена, что за суматохой переезда в Израиль она ошиблась в датах. Фабрику она сдала под репетиционное, как выразился агент по недвижимости, пространство.
– Потом придется делать ремонт, – она попыталась отвлечься от своих мыслей, – ерунда, у меня все в порядке, – Джеки горестно сказала:
– Бабушка, мама, тетя Рита, но как же мальчики будут без меня? – пока безымянные братья просыпались. Голубоглазый потягивался, темноглазый заинтересованно разглядывал собравшихся вокруг женщин.
– В армию я их не провожу, – мадам Симона скрыла вздох, – мне семьдесят четыре года. Ничего, Рита с Анной увидят их в военной форме, – она сварливо сказала внучке:
– Рожай девчонок, и никакого обрезания не потребуется, – Анна ахнула:
– Мадам Симона, мальчикам всего восемь дней, – братья оказались в сильных руках заведующей столовой.
– Ничего, что восемь, – пробормотала мадам Симона, – я не становлюсь моложе, а мне хочется побаловать и правнучек, – оказавшись на блюде, правнуки притихли.
– И будете жить в стране пшеницы и ячменя, – напевно сказала Рита, – в стране виноградных лоз и смоковниц и гранатовых деревьев, – они принесли и гроздья зеленого винограда, – в стране масличных деревьев и меда…
– Насчет имен вы правильно поступили, – одобрительно сказала мадам Симона, – пусть память об ушедших останется в Израиле, – подхватив блюдо, она поторопила женщин:
– Двинулись, милые, молитва заканчивается, – Хана коснулась руки Джеки.
– Все будет хорошо, не волнуйся. Получается, что бабушка знает имена? – Джеки неожиданно для себя хихикнула:
– От нее было не скрыть. Но мы с Микеле давно решили, как назовем малышей, – будущие Шауль и Гидеон копошились в пеленках.
– Могли ли мы подумать, что так случится, – Джеки вытерла глаза, – Господи, спасибо тебе. Бедная Элишева, – она надела на мальчиков связанные подругой кофточки, – надо ее навестить после обрезания, поддержать ее…
Джеки под руку с Ханой пошла вслед за старшими женщинами к столовой.
За полковником Кардозо еще числилась голая беленая комнатка, принадлежавшая его родителям. В помещении по соседству, где раньше обреталась Фрида, давно сделали ремонт. Там поселились другие члены кибуца, но Иосиф упорно не снимал с двери табличку армянской керамики с витыми буквами: «Семья Судаковых». Третья комната отошла Элишеве.
Читать дальше