Сергей Соколов - Грозный. Первый настоящий император Руси

« Потомок Рюрика и Византийских монархов! Тебе снова плюнули в лицо! На смех всему миру и своим московским боярам-псам… Потрачен целый год подготовки, положено столько сил! Кто ты, Иван?! Ивашка! Начитался по-гречески. Кем возомнил себя? Ахиллом? Одиссеем? Ничтожный, несчастный царек захудалого вонючего ледяного волчьего угла на карте мироздания! » – такие мысли роились в голове Ивана. Хотелось ткнуться лицом в плечо кого-нибудь старшего и просто порыдать, чтобы пожалели. Но одиночество, вечное одиночество, сопутствующее безраздельной власти… Он вышел, он не мог уже находиться в главном шатре ставки, над которым развевался стяг с образом Спаса Нерукотворного. В ходе военного совета, проходившего в шатре, стало уже совсем очевидно – Казань опять устояла, а русские войска потерпели неудачу.

11 дней уже царь лично руководил осадой Казани, но из достижений был только устроенный пожар в районе кожевенных мастерских да разгром купеческих домов и лавок на площади Ташаяк, прямо у крепостных стен. Казанцы ловко уходили от больших схваток, при этом могли устроить внезапно непроходимую оборону любого дома в городе, положить около него десяток русских бойцов, а потом поджечь его и моментально отступить.

Иван сделал усилие, тяжело проглотил, всхлипами втянул горелый воздух и вернулся в шатер. Все учтиво поклонились вошедшему государю. После того как царь опустился в свое кресло, князь Воротынский продолжил расспрашивать двоих гонцов, вернувшихся с объезда.

– Где, толкуйте точно, расположился Епанча? – Перед воеводами лежал план местности.

– Вот здесь, господине. На краю Арского поля, до начала склона к Казанке. С Высокогорской стороны засека у них, невысокая, правда, засека. По центру кругом обоз поставили. Лучников по два десятка тут, здесь и тут. – Гонец-разведчик толково показывал концом малюсенького ножичка, где и как расположен противник.

– Что же они обозом встали? В крепость не дошли? Думали, не видим их? – подал голос стольник Курбский.

– Епанча, Епанча… – проговорил Иван. – Третий раз за день слышу про Епанчу. Кто это?

– Государь! Епанча этот мурза, не из самых знатных. Но лихой и дерзкий. То покажется с двумя сотнями в одном конце, то с тысячной конницей в другом. Налетит, авангарды порубит – и тикает! – ответил с почтением Воротынский.

– Взять Епанчу! Привести живым мне! Слышишь, Михаил Федорыч! Выполняй! – сорвался голосом Иван и сам осекся. Понял, как несолидно выглядит.

– Дозволь слово, отец?! – встрял Петр Шереметев. – Не самая главная фигура сейчас Епанча. Карача Ширин всю силу нашу сковал, до 30 тысяч у него по моим подсчетам, кого тут пошлешь Епанчу ловить?

– Курбский! Серебряный, Петя! Слышите ли вы?! Взять, взять, сейчас! – Молодого царя уже трясло, и лицо его стало серым, а глаза страшными. Князь Петр Серебряный налил в глиняную чарку немного воды и с поклоном поднес Ивану. Но остановить приступ уже было невозможно. Направив взгляд куда-то сквозь присутствующих, не смотря, он что есть силы схватил чарку. Сосуд тут же треснул на осколки, и кровь Рюриковичей вместе с водой обильно окрасила рукав, порты и половик.

– Твою ж мать! – тихо сказал Серебряный. – До Арского поля версты две, так? Кто у нас ближе всех? – глянул он на Воротынского.

– Полторы версты… да это же безумие, причем бесполезное… – тихо проговорил воевода, но тут же как-то собрался. – Под боком у нас только стрельцы воеводы Микулинского и сотни две конницы Шигалея…

– Седлать мне! Я сам поведу Микулинский полк! – очнулся от забытья царь. – Курбский со мной!

Примерно через час царь в сопровождении Андрея Курбского поднялся на деревянный помост, который был наспех сколочен плотниками мастера Мологи из подручного кругляка и досок. Сам мастер едва успел проверить крепление перилец и ступенек, как был отодвинут царской охраной – сотня отборных воинов окружила помост на краю леса, после которого как на ладони было Арское поле. Воткнув бердыши в землю и оперев на них пищали, стрельцы образовали позицию по бровке длинного оврага. Из-за засеки полетели некучно стрелы, по большинству не долетая до двойного строя стрельцов. Но двоих достали, на их место встали другие. Сотник махнул рукой, и рявкнул залп. Впервые в истории эти места услыхали раскаты огнестрельного оружия. Плотный белесый дым, на несколько мгновений окутавший стрельцов, начало сносить ветерком. Тем временем к ряду бердышей подступила вторая шеренга стрельцов. Залп, дыма стало еще больше, и царю со свитой сложно было уже видеть происходящее. Шевелений в обстрелянной засеке и в обозе не виделось. Конный отряд касимовских татар, сабель в 50, двинулся к засеке. За ними споро шагали, почти бежали по грязному подтаявшему снегу микулинские бойцы. По тому, как скоро обоз был облеплен спешившимися касимовцами и подоспевшими стрельцами, было понятно, что сопротивления существенно никто не оказал. Началась какая-то возня, донеслись обрывочные возгласы, и даже с удаленной от места событий опушки было видно, что обоз не пустой. Курбский подозвал стоящего рядом конного из детей боярских и наказал сгонять и доложить, что там.