Владимир Шигин - Адриатика (Собрание сочинений)

Повинуясь натруженным матросским рукам, "Ярослав" начал склоняться на юг, постепенно подворачивая. Остальные, держа в кильватер флагману, следовали за ним.

– Сколько до сумерек? – спросил штурмана Сенявин.

– Не более получасу осталось! – ответил тот, глянув в расчеты.

– Кажется, нам сегодня везет! – кивнул Сенявин. – В темноте-то уже точно оторвемся!

Из хроники плавания: "В полдень в широте 46 градусов и три минуты и долготе 12 градусов и шесть минут показались с салинга к NW пять больших кораблей и два фрегата. Они шли прямо на русскую эскадру: ветр у них свежел, а у нас делался тише; к вечеру мы уже были от них не далее 10 верст. С вероятностью полагая, что эскадра сия была вышеупомянутая французская, и как неизвестно было официально о разрыве с французами и силы наши были весьма слабы; то, желая избежать встречи, от которой могло бы произойти или недоразумение, или не равный бой, адмирал взял курс прямо на Порт-Фероль, в предложении, что сим направлением подаст французам мысль принять себя за англичан, идущих соединиться с флотом, блокирующим тот порт и равномерно они будут стараться захватить его не сем пути. Но после заката солнца приказал скрыть на всех кораблях огни и вдруг переменить курс на SW. Продолжая оный до утра, Сенявин с удовольствием увидел исполнение своего предположения, ибо на рассвете французов уж не было видно, а потому и взят тотчас настоящий курс к Гибралтарскому проливу".

Спустившаяся ночь надежно скрыла русскую эскадру от преследователей. С наступлением темноты на российских кораблях разом потушили не только отличительные фонари, но даже огонь на камбузах. В восемь часов вечера все разом без сигнала поворотили на вест, а в полночь еще раз изменив курс, пошли на зюйд. Утром сколь не вглядывались впередсмотрящие в морскую даль до боли в глазах – горизонт был девственно чист.

– Слава Богу, избавились от настырных! – с облегчением вздохнули на шканцах флагмана. – Подраться мы всегда и сами горазды, но ныне оно нам ни к чему!

Чтобы занять и развлечь матросов капитаны разрешили им петь и плясать, а для поощрения выдали за здоровье государя по лишней чарке. Штурманские ученики, юнги, фельдшеры (те, кто пограмотней) соорудили из сигнальных флагов кулисы и начали представлять любимую всеми оперу "Мельник". По сюжету оперы хитрый мельник и деньги сумел заработать, и жену у соседа увести. Матросам нравилось.

– Ну и бестия, ну и ухарь! – хохотали, животы надрывая.

Затем играли в рожок и били в бубны, да пели хорами, кто лучше: матросы, артиллеристы или солдаты. Все старались, как могли, чтоб друг друга перекричать.

В кают-компаниях накрыли ужин, которому бы и московский винный откупщик позавидовал. Офицеры промеж себя тоже танцевали и веселились. Когда все напелись и наплясались, желание драться с французами пропало, само собой. Доложили командующему, тот кивнул удовлетворенно:

– Нагулялись, теперь пусть отсыпаются! А драться нам еще успеется!

Еще целую неделю металась по Атлантике Рошфорская эскадра, в тщетных потугах отыскать исчезнувшего Сенявина. Желание поймать и истребить русских, было как никогда велико. Иного и не могло быть, ведь приказ об уничтожении русских был подписан самолично императором, который к тому же постоянно интересовался ходом перехвата. Но все же настал момент, когда последнему французскому матросу стало абсолютно ясно: русских упустили окончательно.

– Если их адмирал шел с попутным ветром, да еще одним генеральным курсом, мы давно безнадежно отстали! – вынужден был признать вице-адмирал Гриен – Ворочаем на Кадис! Нам следует ждать выговора от императора, а нашим ребятам в Адриатике большой головной боли!

Тем временем, корабли Сенявина со свежим фордевиндом летели вперед на всех парусах, делая по восемнадцать верст в час.

Суровый вид Атлантики не мог оставить без внимания нашего героя и Владимир Броневский вновь обратился к своим запискам: "По мере удаления от берегов ветер крепчал, волнение усиливалось, и седая пена валов покрывала всю поверхность океана. Прелестный берег Англии постепенно утопал в бездне; уже хребты волн равнялись с зелеными его холмами; наконец они скрылись и мы, как осиротевшие, остались посреди необозримого океана, окруженные сумрачным небом и шумящими волнами. Захождение солнца предвозвещало непогоду; черные облака мчались вслед за нами от севера и мелкий туманный дождик начинал накрапывать. Пасмурный вид природы хотя не устрашал меня, но невольная грусть вливалась в сердце. скорый переход от удовольствий к опасностям наполнял воображение печальными мыслями и когда берег Англии исчез, когда все приятные мечты, подобно сновидению, миновались, с тоскою, с грустью неизъяснимой взирал я на грозное приуготовление бури и на ужасный мрак, который с небесной высоты сходил, спускался ниже и ниже, и видимый нам горизонт уменьшил в небольшой круг. Мелкий дождик принудил меня сойти в кают-компанию: она представляла гостиную, куда собиралось общество согласных родных. Одни играли в бостон, в шахматы, в лото, другие разыгрывали, как умели, квартет; иные читали, или заботились приготовлением чая. Закурив трубку и подвинув стул к камину, я любовался алым пламенем, которое, то воздымалось, то упадало, то возгоралось, то угасало… Наконец спокойные лица и приятные занятия моих товарищей скоро рассеяли мою скуку…"