– Лилии и задний план он нарисует, пока мы будем за границей, – пояснила Прис.
Затем она сообщила, куда они отправляются. В Италию. Она сказала это совершенно небрежно, – разумеется, Италия для нее совсем не то, чем была для меня когда-то. Однако я тотчас сочла, что моя епитимья исполнена; удалилась в свою комнату и спустилась вниз, только когда Эллис ударила в обеденный гонг.
Но сегодня кухарка приготовила баранину, которую подали на стол изрядно остывшей, подернутой белесоватой пленкой жира. При виде ее я живо вспомнила отвратный запах тюремной похлебки, подозрения арестанток насчет грязных пальцев, в ней побывавших, и напрочь лишилась аппетита. Я вышла из-за стола рано и с час просидела в папином кабинете, листая книги и альбомы гравюр, а потом еще с час простояла у окна в своей комнате, глядя на проезжающие по улице экипажи. Я увидела, как к дому, помахивая тростью, подошел мистер Барклей. Он на минуту задержался у крыльца: растер меж пальцами сорванный с куста листочек, чтобы их увлажнить, и тщательно пригладил усы. Он не заметил, что я наблюдаю за ним из своего высокого окна. Затем я немного почитала, ну а теперь пишу в своем дневнике.
В комнате совсем темно, одна лишь настольная лампа горит – но трепещущий свет фитиля отражается от всех полированных поверхностей. Если я поверну голову, то увижу свое узкое желтоватое лицо в зеркале над камином. Но я не поворачиваю. А смотрю на стену сбоку от стола, где рядом с планом Миллбанка теперь приколота гравюра. Я нашла ее в папином кабинете, в альбоме галереи Уффици: это та самая картина Кривелли, которая сразу всплыла в моей памяти, когда я впервые увидела Селину Доус, – только изображен на ней не ангел, как мне помнилось, а «Истина», написанная много позднее. Она представлена в образе строгой и печальной девушки; в одной руке у нее солнце в виде пылающего диска, в другой – зеркало. Я забрала гравюру к себе, пускай висит здесь. Почему бы и нет? Она красивая.
Мисс Гордон, непонятные боли. Мать ст. духом в мае 71, сердце. 2 шил. Миссис Кейн, младенец Патрисия (Пикси), прожила 9 недель, ст. духом в февр. 70. 3 шил. Миссис Брюс и мисс Александра Брюс. Отец ст. духом в янв., желудок. Имеется ли позднейшее завещание? 2 шил. Миссис Льюис (не миссис Джейн Льюис, сын-инвалид, Кларкенвелл)…
Вообще-то, эта дама пришла к мистеру Винси, но он привел ее ко мне и сказал, что начал с ней работать, но скромность не позволила продолжить, а кроме того, его ждет другая клиентка.
Увидев меня, дама сказала:
– О, какая она молодая!
– И тем не менее уже вполне себе светило, – быстро ответил мистер Винси. – Восходящее светило нашей профессии, уверяю вас!
Мы с ней просидели полчаса. Жалоба дамы состояла в том, что каждую ночь в 3 часа ее будит дух, который приходит и кладет руку ей на грудь, прямо на сердце. Она никогда не видит лица призрака, только чувствует ледяные пальцы. Он приходил уже столько раз, что на груди у нее теперь следы от пальцев – их-то она и постеснялась показать мистеру Винси.
– Но мне ведь можете показать, – сказала я, и тогда она приспустила платье с груди, и я увидела пять отметин, красных, как фурункулы, но не вздутых и не сочащихся сукровицей. Я долго на них смотрела, потом сказала:
– Ну совершенно очевидно – так ведь? – что ему нужно ваше сердце. У вас есть какие-нибудь предположения, чьему духу и зачем оно могло понадобиться?
– Даже ума не приложу, – ответила дама. – Я просто хочу, чтобы он оставил меня в покое. Рядом со мной в кровати спит муж, и я страшно боюсь, как бы он не проснулся однажды, когда дух явится.
Она замужем всего 4 месяца.
Я пристально на нее посмотрела и сказала:
– Возьмите мою руку и скажите правду: вы прекрасно знаете, кто этот дух и почему приходит.
Разумеется, она знала. Это бывший жених, которого она бросила ради другого, после чего он уехал в Индию и там умер. Она говорила, давясь слезами.
– Но неужели вы вправду думаете, что это он? – пролепетала она.
– Вам остается лишь выяснить, в котором часу он скончался, – ответила я. – Даю голову на отсечение: это произошло в 3 ночи по английскому времени.
Иные духи обладают всеми свободами потустороннего мира, пояснила я, но по-прежнему не властны над собой в тот час суток, когда ушли из жизни.
Затем я приложила ладонь к отметинам у нее на груди:
– Как он вас называл? Каким именем?
Долли, ответила она.
– Да, теперь я вижу его, – сказала я. – Благородной наружности юноша… он плачет. Он показывает мне руку… в ней ваше сердце… Я отчетливо вижу имя Долли, начертанное на нем… но буквы черные как смола. Он пребывает в кромешном мраке, удерживаемый там страстной тоской по вам. Он хочет покинуть пределы тьмы, но ваше сердце, тяжелое как свинец, не дает сдвинуться с места.
Читать дальше