Мелф - Концерт для Крысолова

— Он у нас красивый, как девочка, и ведет себя, как девочка, — продолжал Яльмар, — вы посмотрите, он же просто девчонка!.. Ширах, у тебя там все, как положено?..

— Ты сомнева… — Бальдур.

— Давай проверим? Ребят, держите его.

Парни рады новой забаве — Роберт и Рихард хватают Бальдура за руки, миг — и он уже лежит на полу и, беспомощно дергаясь, пытается вырваться. Фриц и Франц по немому приказу Яльмара вцепляются ему в лодыжки, чтоб не брыкался. Ронни курит, делая вид, что происходящее — шутка, просто шутка, которая его не касается.

— Ребята, вы что?.. Ребята!..

— Заткнись, — цедит Яльмар, — ничего плохого мы тебе не сделаем. Просто посмотрим, парень ты у нас или притворяешься…

Он с ухмылкой поглаживает дергающегося мальчишку по этому месту, и его ухмылка становится шире:

— У тебя же стоит!.. Так и знал. Ах ты маленький педик!..

Стоит, с немой яростью думает Ронни, у него стоит. Можно подумать, что у тебя — не стоит. И у этих. То-то такие ухмылки дурацкие…

Бальдур уже не дергается. По его покрасневшему лицу катятся слезы.

— Вполне сойдешь за девочку, — усмехается Яльмар, — дырка у тебя тоже есть… Ну-ка, парни, переверните его, щас будем развлекаться…

Что же это, думает Ронни, а они-то что — с ума сошли?.. Слушают его и ухмыляются, красные, растерянные, с моментально поглупевшими глазами… Парни, вы что? Отпустите его, не трогайте! Нельзя же так!

Бальдур опять дергается, да так, что его с трудом удерживают четверо сильных парней — но все-таки, конечно, удерживают. Они выполнили приказ — теперь Бальдур лежит на животе. Не орет — куда уж орать, стыдно же — просто плачет, закусив губы, молоденький паренек, который уж никак не ожидал от своих друзей такого. Какого?.. Вот этого — что его разложат в форме X на полу и будут смотреть, как его лапает старший парень, да с издевочками…

— Ну что, всунуть тебе? А?.. Небось понравится…

— Не надо!.. Нееет! Ну вы что, ну вы… Отпустите!!!

Бальдур дергается и рыдает в голос, как он сейчас не похож на себя — аккуратного, красивого… И что несется из его уст — подумать невозможно, что он знает такие слова… Он орет:

— Сволочи, говно, шпана дешевая, сявки поганые!!!

Неясно почему держащие его руки разжимают хватку. Бальдур моментально вскакивает и приводит одежду в порядок, ВСЮ одежду, даже сбитый галстук… он стоит и смотрит на Яльмара, красный, взъерошенный, часто дышащий, с блестящими от слез щеками. И пьяный семнадцатилетний верзила со шрамом на морде невольно пятится, отступает на шаг под взглядом пятнадцатилетнего мальчишки, смертельно оскорбленного и готового сейчас — убить.

Молчание. И страх влезть между этими двумя — нельзя, нет, ни за что.

— Подонок, — произносит наконец Бальдур, — За это на дуэль вызывают…

Яльмар молчит, багровый, страшный, даже шрам на его лице кажется теперь белым.

— Что, — спрашивает Бальдур, — стреляться будем?..

Молчание, молчание, молчание. Юные наци не смеют встрять в этот разговор. Юные наци, не признающие сословных границ…

Яльмар опускает глаза. ЯЛЬМАР!! Боец и победитель!.. Как так? Или он просто знает, что сопляк фон Ширах с одного выстрела вобьет муху в стену? Впрочем, откуда ему это знать?

— Ты что, — говорит Яльмар тяжким скучным тоном взрослого, — чокнулся?

— Извинись.

— Ну, извини… Бальдур. Надо ж, какой ты псих.

— Прощаю. Забыли.

По лицу Бальдура Ронни видит, что «забыли» — ложь. Бальдуру никогда не забыть, как его разложили на полу под возбужденное хихиканье…

А еще видит он, что парни поняли — Яльмар струсил.

Эдмунд Хайнес, или, как звали его приятели по СА [2] SA — Штурмовые отряды, Sturmabteilungen, военизированные формирования НСДАП, их формирование начато 3.8.1921 на базе некоторых подразделений «Добровольческого корпуса». В период расцвета под руководством Э.Рема SA стали напоминать легальные бандформирования. , Эдди, выглядел человеком, у которого нет никаких секретов. Глаза у него были зеленые и ясные до прозрачности, как у фарфоровой куклы. Он был красив. У него была некрасивая привычка чуть-чуть приподнимать брови, отчего лицо казалось удивленным и глуповатым.

Его все любили. Он казался рубахой-парнем, который мухи не обидит — если не выводить его из себя, конечно.

Тем не менее, у него были два секрета, и хранил он их свято — не из страха, а потому, что больше ничего ценного в его жизни не было.