Юрий Торубаров - Далекий след императора

— Ей, осторожней! — раздалось внезапно снизу. — Зенками гляди.

Голос был знаком. Когда человек с тепляком спустился вниз, то обомлел: перед ним, как с неба спустился, стоял Оницифер Лукич.

— Камбила? — удивился тот. — Ты чё тут с ранья? А тепляк зачем? Аль своровал? — сказал, а сам рассмеялся. — Я вот только приехал, еду мимо, дай, думаю, зайду. Как тут Егор?

— Как! Как! Плохо Егору! — нервным, срывающим голосом ответил Камбила. — Сегодня его хотят казнить.

— Чё ты лопочешь? — взревел и схватил его за грудь. — Как казнить?

— Просто, — отцепляя его руку, сказал он, — отрубят голову и... всё.

— За что? — лицо Лукича помрачнело.

— Да ни за что. Мы те рассказывали, — Камбила поправил ношу.

— За ето?

Камбила кивнул.

— И хто?

— Хто, хто. Посадник, вот хто!

— Федька?

Камбила опять кивнул.

— Ну, гад, доигрался, — Лукич скрипнул зубами, — я те забытое припомню. За мной, Камбила.

Фёдор подошёл к окну. На площади собирался народ. Палачи привезли плаху и стали её устанавливать. У крыльца стоит подвода, на которой должны привезти преступника, и много дружинников. Все вооружены, словно готовятся к бою со шведами. Фёдор улыбнулся. Он победил. Он уже готовился издать задуманный приказ, как увидел, что на площадь ввалилась большая толпа каких-то людей. Впереди... постой-ка, постой-ка, не уж... — посадник тщательно всматривается. — Он? О, Господи! Он!

Это шёл Оницифер со своей дружиной. На их счету победа не только над шведским королём. А какие они устраивали походы, доходя до Зачи и до Заволочан! Кровушки-то они попролили изрядно. Но эти походы их сплотили, и не было в городе силы, чтобы могла противостоять этой шайке, как порой «величали» эту дружину. Посадниковы воины, видя решительно шагавшего Лукича с мечом в руке, во главе своей дружины, бросились в разные стороны, забыв про строгие наказы посадника. Как ураган, ворвался Лукич в посадническую. Открывая каждую дверь, рычал:

— Где?

Испуганные люди только пожимали плечами, дрожа от страха. Лукич влетел в посаднический кабинет. Тот был пуст. Он сел в кресло.

— Сурок! — позвал он промелькнувшего в дверях дружинника.

Тот заглянул:

— Чё те, Лукич?

— Мотай в темник и вези суды Егора. Да мигом!

Парень сорвался с места, точно подхваченный ураганом.

А вечером у Камбилы собрались Егор, Оницифер и Осип.

Разговор начал Осип.

— Чё, други! Благодарите спасителя, — и посмотрел на Лукича.

— Да чё я... они мои друзья. Будь я тама, они дожить бы мня не оставили.

— Не оставили, — согласился Осип, — но, думаю, им, — он поглядел на Камбилу и Егора, — надоть решать, где быть. Если ф хотите мой совет, — те закивали, — то думаю... вам пряма дорога в Московию. В Пруссии тама... — он махнул рукой. — В Тверь — мало надежд. Слабо то княжество. Только Московия.

— Стой! — выкрикнул Лукич! — Чё ты их выпровождаешь? И стал их уговаривать, чтобы остались, ударяя себя в грудь, что в обиду их не даст.

Вразумительным оказался Осип.

— Так-то так, Лукич. Но ведь с тобой всякое может случится. Хто тогда за них заступится? А бояре не забудут, кто предупредил Московского князя, — и посмотрел на Камбилу. Тот сделал вид, что не понял.

— Не забудут и Егора.

— Да я никуда не мечу, — вставил слово Егор.

Осип оглянулся на него, рассмеялся:

— Это я поверю. Они, — он показал на Камбилу и Лукича, — а те — нет. Я их натуру знаю. Езжайте, пока ждут.

— Ну, что, Егор? — Камбила посмотрел на друга. — Я думаю, боярин прав. Жаль только вот с такими, как Лукич, расставаться.

— А я буду к вам в Московию в гости приезжать, — и рассмеялся. — А если прижмёт... возьмёте? — спросил он.

— Не сомневайся! — в один голос ответили друзья.

Через несколько дней караван, под охраной дружинников Лукича, двинул на Запад.

— Пусть думают, что вы поехали в Пруссию. Зачем Московии делать проблемы? Те могут узнать и давить на Симеона, чтобы вас вернуть, обвиняя в преступлении.

Егор последний раз зашёл в Софийский собор. На коленях поблагодарил Господа нашего Иисуса Христа, попросил у него помощи. Пожалел, что не мог проститься с Вабором. Он оставил ему на память золотой перстень с бриллиантом: «Пусть друга помнит».

Ехали молча. У каждого было неспокойно в душе: как встретит их Московия, что нового принесёт им жизнь...

Темник— татарский начальник военной когорты в десять тысяч человек.

Застенять— заступиться.