Алекс Динго - В огнях полуторки

– Ну… Правда, Николай. Ты у нас бывалый боец. Расскажи историю…, – заявил Гавриленко.

– Что рассказывать. Нечего… Ничего не видел. И не знаю ничего…, – буркнул Николай Управителев.

– Да не упрямься Коля. Расскажи про финскую войну. Ты же там был… Участвовал в каком там году… ААА…, – добавил Шимбарев.

– Ничего не было. Не видел…

– Вот же человек упрямый… ААА… Ну, расскажи… Будь другом…, – решительно добавил Гавриленко.

– Коля… Ты же участвовал в той зимней войне… Мы же знаем… Расскажи какую-нибудь историю… А мы послушаем… ААА, – сказал Даниленко.

– Вот пристали. Был я там… А ничего не видел… Там всё закончилось уже, когда я туда пришёл… Ничего не было при мне… Наши войска в Выборг уже зашли… Чего тут рассказывать?…, – резко ответил Николай, жуя тушёнку.

– Эх. Николай. Николай. Сиди дома, не гуляй, – огорчённо сказал Гавриленко.

– Хаахааааа… Во даёт… Да ну его…

– В общем, он, видать, писарем был при штабе… Ничего не видел, ничего не слышал… Герой одним словом… Хаахаааа…, – навеселе заявил Гавриленко.

– Хаахааааа…

– Вот поржут… Горынычи…, – подумал Николай.

– Давайте, я вам лучше анекдот расскажу… Вот слушайте…, – заявил Егор Кузнецов.

– А давай… Валяй…

Повеял лёгкий ветерок. Он чуть всколыхнул пламя костра. Кругом гуляла темнота. Водитель Николай Управителев, уминая за обе щеки тушёнку, смотрел прямо на пламя костра. В глазах налился огонёк. Он бегло глянул на лица боевых приятелей. Водитель Даниленко чуть улыбнулся, не сводя глаз с верного товарища. А тот, как ни в чём не бывало, кушал тушёнку. И смотрел в одну точку. Он смотрел на то, как разгоралось пламя. И такое занятие не надоедало никогда. Николай быстро облизал ложку. Глаза чуть прищурились. Он, казалось, не слышал, о чём вели беседы приятели. Он закурил самокрутку. И дымок быстро полетел над его головой в неизвестность. Губы крепко сжали золотистый мундштук. Он всё смотрел на пламя, которое то и дело дрожало и колыхалось. Костёр горел, и трещали обгоревшие деревины. Высоко в воздух подлетал белый пепел. Бойцы, сидя на завалинке, корчили рожицы и просто веселились. Анекдот показался им смешным. Боец Шимбарев даже схватился за живот руками. Так стало весело ему. Даже котелок кувырнулся вверх тормашками. Но всё же он успел поставить его на место. Но немного тушёнки разлил. Бойцы немного успокоились. Но тут же началась вторая волна дикого веселья. И весёлый хохот был заразителен.

Ночь глухая шептала тихие мелодии. В высокой траве тихо трещали кузнечики. На завалинке горел костёр. Трещали тихо сучья, уже превратившиеся в чёрный уголь. Мерцали красные угольки. Язык пламени чутко раскачивал лёгкий ветерок. Неподалёку мелькали огни двигающейся бронетехники. Доносился привычный гул моторов. Водитель Николай Управителев всё смотрел и смотрел на огонь костра. В его глазах плясало чудное озарение. Он, задумавшись, вспомнил тот недалёкий тысяча девятьсот сороковой год. Тогда он был отправлен на фронт Зимней войны, где разгорались баталии с белофиннами. Ему уже исполнилось двадцать пять лет. Он, взирая на пламя костра, живо перенёсся в те бушующие, но уже призрачные времена. Он словно вновь там побывал, уйдя в свой глубокий внутренний мир. Он вспомнил всё.

Февральское небо 1940 года пребывало в однотонных холодных красках. Порошил снег. Веял чуткий прохладный, плотный ветерок. Месяц клонился к экватору. Местность холмисто-котловинная на Карельском перешейке, где сосредотачивалась финская линия обороны Маннергейма, утопала в снегах. Она незаметно тянулась на сто тридцать пять километров от Ладожского озера и до Финского залива. И имела десятки оборонительных узлов в виде огневых точек – дзотов и дотов. Они уходили и в глубину на несколько километров. На территории повсюду имелись крупные лесные массивы. Десятки средних и малых озёр и рек таились в чудном ландшафте. Их болотистые или каменистые крутые берега выглядели и опасно и красиво. В лесах повсюду каменистые гряды и многочисленные валуны крупных размеров. Рельеф местности выглядел причудливо и красиво. Кругом на широких полянах раскинулась белая шапка. Падали с матового неба редкие снежинки. Они слегка кружились. Среди белого пейзажа серели и косились только тоненькие осинки. И те уже заметно исчиркало снарядом. Ещё чернели противотанковые надолбы из тяжёлых камней. Они стояли в определённом порядке. Имели пирамидальный вид. Косились и деревянные столбы. Они также служили неким заграждением танкам. Висели кругом проволочные острые сети. Виднелись на несколько десятков метров. Колючая проволока местами косилась и уже прорвалась от тех же снарядов и мин. Вдали среди белого снега серела бетонная крыша дота «SJ-5». Его укрепления держала отдельная бригада белофиннов. Ими руководил коренастый полковник Густав Баду. Он имел суровое, гладкое, белое лицо. Носил длинные белые усы. Глаза ледяные цвета солода, как у хищного сыча в холодной лунной ночи. Его фейс походил на мордочку разъярённого, кошачьего, дикого лемура. На нём плотно сидел белый маскировочный халат. На поясе висел ремень и кобура. Там таился личный пистолет «маузер», подаренные ему самим главнокомандующим финскими войсками маршалом Карлом Густавом Маннергеймом.