Анатолий Крикун - Жизнь прожить – не поле перейти. Книга первая. Земля

– Он у нас теперь работник и ещё семье опора. Сход решил ходоков послать посмотреть места, а то Силыч так всё обрисовал, что хоть сейчас в рай собирайся. Вот я и подумал – нам здесь куковать или на стороне удачи

поискать? Наступила долгая пауза. У Меланьи холодок закрался в сердце. «Как же так? Здесь отцы, матери

и деды схоронены и хозяйство какое-никакое есть и народ привычный, но успокоила себя, «Муж все правильно

решил» и сказала:

– Куда ты, Фёдор, – туда и я.

Фёдор успокоил её тревоги: – Вот Евсей с Шобетой всё разведают и с Урала вернутся, всё разузнают и обскажут, тогда и решим. Все же не Сибирь, и недалече, а в случае чего и назад возвернуться можно. Опять общество надел вернёт, а за домом кого-нибудь приглядеть попросим.

Обращаясь к Степану, сказал:

– Ну, а ты, сынок, как думаешь? Уже разумен и, хотя знаю, что слова против не скажешь, всё ж стоит ли судьбу пытать? На тебя у нас с мамкой надежды большие.

– Я, батя, знаю одно – с тобой не пропадёшь, ты на мамку налегай, у неё здесь вся родня. Меланья аж привскочила:

– Вы, у меня – родня, о вас – забота! Да, и где родня нам сколь помогла. У неё своих забот полон рот. Вот прибудет

Евсей, тогда всё и порешим, а пока приглядывать надо, что можно распродать, а что сгодится.

Когда девчушки и братишка быстренько выскочили из-за стола, а мать стала управляться с посудой, Фёдор и вслед за ним Стёпка, поднялись из- за стола. Отец ещё раз взглянул на тёмную икону с ликом Спасителя и мысленно попросил его помочь его в предстоящих делах: « Дай, боже, нам день

хороший». Степан, стараясь во всём походить на отца, степенно вышел из-за стола. Он чувствовал уже свою значимость в делах домашних и сегодняшнее обращение к нему за столом за собственным словом в решении важного вопроса подвинула его незрелое сознание шевельнувшее в его душе новые, тревожные ожидания. « Что несёт ему

жизнь и к каким переменам он готов?» Впервые он

почувствовал, что до взрослой жизни осталась короткая

тропинка, выводящая на широкую дорогу по которой

придётся шагать самостоятельно и где же нельзя будет

опереться на мать с отцом.

Степан, вышел на крыльцо. Тёплое весеннее солнышко согревало светлое лицо с малозаметными пятнышками

веснушек. Голубовато- серые глаза устремили взгляд на

круглый диск солнца, которое слепило после тусклых и

коротких зимних дней. Прохладный лёгкий ветерок путался в его льняных, вьющихся нечёсаных волосах. Степан

надвинул казацкий картуз на голову, провёл рукой по выдающемуся вперёд, недетскому, волевому подбородку,

как взрослый мужик, ощупывающий появившуюся на лице щетину. Каждой весной, со звоном капели, отрывающейся от сверкающих как бриллианты сосулек, с робкими

журчащими голосами проталинок и ручьёв, Степан вдыхал,

широко раздутыми ноздрями, запахи потяжелевшего от влаги воздуха, поднимающегося маревом от оттаявшей

земли, которая раскрывала свои объятья солнцу. Хрустальный на солнце снег, лежащий крупными

кристаллами с вкраплениями золотистых жилочек от

разнесённой зимними ветрами соломы, играл всеми

красками радуги, когда солнце восходило в зенит на

голубеющем небе. Запахи прелой соломы и навоза были

первыми предвестниками дурманящих запахов буйного разнотравья расцветшей весны. Солнечное тепло проникало сквозь тёплую одежду и согревало плечи и спину. В такие дни Степану казалось, что в него вливаются неведомые силы, Питающие каждого землероба много веков

возделывающего землю-кормилицу и делают его-

подростка, былинным Микулой Селяниновичем, чей труд

кормит и является самым нужным и важным. Дети

крестьянские, с самых ранних пор, постигали древнюю,

мудрую науку, которая сытым горожанам казалась

нехитрой и оценивалась только тогда, когда периодически являлись голодные, неурожайные годы. Наука эта давала жизнь роду человеческому и требовала громадного

терпения и больших затрат физических сил. И только, когда земля платила за это своей щедростью, душа крестьянская пела и рождала песню.

Были эти песни и с радостью, были и со слезой. Протяжная

российская песня – широкая, как золотящаяся бескрайнее

пшеничное или ржаное поле, тёплая, как летний дождик

оплодотворяющий жаждущую в зной землю, льётся из

души и вольным жаворонком и порхает в синем небе,

поднимаясь до божественных высот. « Ой, ты степь

широкая, степь раздольная…»

Из детей крестьянских и матёрых мужиков и солдат являлся стойким и поэт душевный.