Валерий Горелов - Комфорт проживания и самосотворение

Будучи еще на ногах, товарищи решили ехать на арену. Хотя по времени до главного боя еще далеко, но там никогда не бывает закрыто. Для общего протрезвления они открыли все окна в такси, холодом так и взбодрило. Проехали мимо красных стен резиденции правителя, кругом – древние могилы: то ли кладбище у стены, то ли та стена на кладбище, спьяну и не разберешь. По обе стороны стены проглядывались Абассы.

Добрались до арены, она была огромной – одно из мега-сооружений этого времени, когда все обнулили. Все подъезды были перегружены машинами и волчьими стаями. Внутри полно зрителей, под куполом туман в ярких бликах подсветов. До главного шоу вечера публику развлекали женскими схватками, там бились тоже без правил. Среди публики, похоже, трезвых не было. Пили прямо здесь, закусывая из здоровенных ведер с жареными ребрышками. Женщины за канатами, тощие и костистые, по очереди душили друг друга. Одной, что была в синих трусах, ловко удалось запрыгнуть противнице на голову и ловко пережать ей горло ногами. Та, в судорогах, выгибалась, жалобно выпучив глаза, но не сдавалась. Публике это все очень нравилось, разноликая масса прыгала, визжала, кидала на сцену свиные объедки и пустые ведра с бутылками. Судья тех женщин растащил с большими усилиями; у придушенной ртом текла кровь, но она так и не сдалась. Почему-то все хаяли судью и требовали его на мыло. Побежденная осталась на полу, а победительница по прозвищу «Щитомордник» бегала по рингу, запрыгивая на канаты. В финале она сняла с себя трусы и майку, забросив их далеко в толпу, да так и удалилась по длинному проходу, виляя своим худым копчиком. Другую же утащили на носилках. Зрителям было страшно весело. Потом прискакали музыканты неопределенного пола и исполнили две популярные песни, одну про сосущих, вторую про лижущих. Аранжировка была самая что ни на есть современная. Потом был бой толстяков, – на этой арене действия продолжались сутками, прерываясь лишь на уборку территории. Подбежала обслуга, друзья пожелали, как все, водку и ведро закуски, что было незамедлительно исполнено. После толстяков вышла дама, и тут наш Вовчѝк потерял покой. Дама-то была во всем огромная, но не толстая, она поднимала тяжести, которые подручные ввосьмером еле затягивали на площадку. Этот немыслимый вес ей тяжелее всего было протащить через груди не одного ведра наполнения. Вовчѝку страшно захотелось приключений, он истерично замахал руками, подзывая обслугу. Написал записку и отдал ее для передачи понятно в какой адрес. Чувства вспыхнули внезапно, так и есть, каждому свое и каждому по потребности. Ведущий вечера пригласил желающих из зала побороться с этой дамой, чье имя было Мамо̀нт. Из огромного зала нашлось всего двое, первого она сразу сбила подсечкой, второй после подзатыльника провалялся минут пять, потом начал истерично отмахиваться руками и ногами, хотя на него никто не нападал, а потом скатился с помоста и убежал в зал. Мамо̀нт ушла непобежденной. Потом ведущий сделал другое предложение – поплясать на ринге, тут уж желающих было не счесть. Все кинулись исполнять танцы сытой радости. Кому не хватило места в ринге, вскочили на сиденья и стали извиваться и подхрюкивать. Туману прибавили, музыку усилили до громкости в никуда уже, да плюс барабаны вживую заиграли. Вовчѝку принесли ответ, он расцвел розовым цветом и поделился содержимым: -Оки, во сколько и куда приехать? Целую везде, Мамо̀нт. Сла̀в спросил: – А если она волосатая? Вовчѝк не обиделся и ответил пьяно, но вразумительно: – Лишь бы без хобота.

Объявили перерыв для подготовки основного мероприятия.

***

Волки сидели, задрав морды, и облизывались на летящие высоко косяки птиц, а тем, верно, была совсем неинтересна эта жизнь внизу. Туман чуть вздохнул, и небеса закрылись, деревьев и травы не было, все давно высохло и истлело, растения не могли быть вплетены в гнездо, их нельзя было ни искусить, ни оскотинить, да и без солнечного света они жить не могли. Всегда существовало заблуждение, что человек за какие-то блага мог продать душу, только душа ему давалась Богом и использовать ее в чью-то пользу никто не мог. Лишь своей греховностью, как инструментом, он мог изгнать душу, и она вместе с астральным телом воспаряла, а физическое тело уже не могло жить в человеческом обличии. Гнездо требовало живых, обездушенных тварей, но в людском облике. Это они, обряженные в человеческую личину, встретят вышедшего из-за стены Сатану, и будут всем примером его почитания и поклонения. Здоровый дух – не всегда в здоровом теле, а любое тело может быть без духа.