Александр Черенов - Из записок Лаврентия Берии

А у меня всё – не так. Никого я не подключу, и ничего я не «перелопачу». Потому что сижу я не в архиве и не в библиотеке, а в одиночной камере. Отсюда у меня не может не быть мыслей Екклесиаста: «суета сует, – всё суета». Это я – насчёт перспектив и читателей, и тех, и других – отсутствующих. Ведь «дружки», если и снизойдут, то лишь до первой характеристики!

Зачем же я тогда пишу? Из верности принципу графомана: «Не могу не писать»? Отчасти – да, но по другим соображениям. Я ведь не жду ни денег, ни признания. Хотя бы потому, что не дождусь. Моя судьба после июльского Пленума – дело ясное. Потому, что тёмное. Будь оно хоть чуточку светлее, я бы всё ещё существовал в режиме «надежды юношу питали».

Откуда я знаю о Пленуме? Элементарно: «товарищи» «просветили»… чтобы на душе стало ещё темней. И всё же я пишу: рука сама тянется к огрызку карандаша. Я пишу и буду писать! Лучше, уж, изливаться мыслями, чем слезами! «Рецепт выздоровления»: «чем больше слёз, тем больше облегченья, в слезах и заключается леченье!» – не для меня!

Есть и другое обстоятельств: «audiatur et altera pars». «Да будет выслушана и другая сторона». Ведь мне столько уже «нагрузили», что давно пора «разгружаться» с тем, чтобы «сгрузить» хотя бы лишнее.

Итак, за лимитом времени я опускаю «розовое детство и розоватую юность» (мерси, Остап Бендер!). По этой же причине я буду говорить лишь о том, о чём не могу молчать. О том, что приходит на ум само, без спроса, а не по плану мемуариста. Удивительным образом моё вынужденное желание иногда совпадает с «любопытством» следствия. Ведь я пытаюсь остановиться именно на тех вопросах, которые уже сегодня мне «отгружают составом преступления». Вот их краткий перечень. «Как этот враг народа пробрался в органы» – раз. «Как ему удалось натворить то, что ему удалось натворить» – два. «Как он вредил в годы войны» – три. «Как он злоупотреблял доверием Хозяина» – четыре. «Как он не участвовал в добрых делах» – пять. «Что поделывали его подельники – и что он поделывал с ними» – шесть. Ну, и семь – уже от себя: «как я дошёл до жизни такой». До одиночной камеры, то есть, и не по обвинению в революционной деятельности?

Да, уж, товарищи, не скупясь, поделились со мной «коллективным творчеством»! Поделились так: «чёрное» – достояние Берии, «белое» – «партии и народа», врагом которых и объявлен Берия. Отсюда и семь вопросов. Как будто немного… и много. Каждый – словно кусок жизни. Вспомнить всё трудно. И не потому, что не помнится – иногда и наоборот. Поэтому я не гарантирую последовательности. И освещения всех «тёмных пятен» я не гарантирую. На всех у меня «не хватит батареек». Заодно я не гарантирую «Толстого из Берии»: ну, нет у меня ни талантов, ни времени на «причёсывание»! Поэтому я буду лишь излагать факты такими, какими их представляю. Если не получится удовлетворить чьё-то персональное любопытство, не обессудьте, мои «условно-расчётные» читатели!

Меня не смущает то обстоятельство, что мои воспоминания не дотягивают и до уровня «Записок». Я – не тщеславный мемуарист, ревниво подсчитывающий объём страниц. Напротив, выборочный характер не только позволяет рассказать о главном, но и даёт надежду на то, что хоть что-то из написанного дойдёт до читателя! (Под читателем я понимаю, разумеется, не «кремлёвских книголюбов»).

Вот, если бы мне повезло со временем, я бы смог выйти не только из себя, но и «за рамки». То есть, развернуться по-русски, «во всю ивановскую», даром что я – грузин Лаврентий! Бояться мне нечего, потому что рассчитывать не на что – а там, «за рамками», самый смак! Но, увы!

И «увы» не оттого, что не хватит бумаги или карандашей: «дружки» не пожалели «инструментов» в расчёте на «самодонос». Принадлежности мне выдали под честное слово использовать их строго по назначению. Под честное слово выдать им… честное слово о самом себе!

От слова я, кстати, не отказываюсь. Даже от честного. Только, боюсь, оно выйдет совсем не тем, которого от меня ждут «наверху». Не тем, и не там. Боком, то есть, и не обязательно только моим. Именно потому, что слово – честное! Да и по вопросу «назначения» мы уже разошлись.

Наверно, поэтому меня перестали снабжать «орудием производства»: дошло что-то. А, может, хотят поторопить. Не терпится «друзьям» узнать правду, и уже не обо мне, а о себе. После того, что мне «нагрузили», они едва ли сомневаются в моей верности установке Нерона: «Скажи, кто я – скажу, кто ты!». Именно по этой причине других читателей, кроме них, мой труд нескоро обрящет. Если обрящет. Но, пока есть запас и пока, так сказать, «… свободою горим, пока сердца для чести живы, страницам этим посвятим души прекрасные порывы». Ничего, да? (Я имею в виду себя и декабристов).