Ольга Эрлер - Птолемей и Таис. История другой любви. Книга вторая

Менандр здорово изменился, он много писал. Когда он сочинял, его глаза становились растерянными, лицо озабоченным или злым. Раньше в такие моменты оно принимало заговорщически-хитрое выражение, вот, мол, я вам сейчас покажу! Сочинительство мучило его, не приносило радости, как раньше, но без него он не мог, оно стало его тяжелой потребностью.

Он изводил себя в палестре, которую раньше презирал, как обитель бездельников и напыщенных богатых юнцов. Оказалось, что в этих самоистязаниях можно найти свою радость – пусть даже только мышечную. Физические упражнения дали свои плоды – он возмужал, окреп. С Таис он оживал, не желая усложнять ей жизнь своими трудностями, значит, из любви к ней. Любовь никуда не делась. Она жила неистребимая. Любовь не принесла ему счастья. Таис понимала его, но не могла утешить. Они остались родственными душами – братом и сестрой. Таис чувствовала себя виноватой в невозможности дать Менандру счастье, а он себя в том, что ждал его от нее, не имея на то никакого права.

…Накрапывал весенний дождь, блаженно вечерело. Свежий изумруд травы в мановение ока покрыл окрестные просторы. Овцы радовались, хотя трава не переводилась круглый год, но все же эта – весенняя – была особенно сочной и зеленой. На ее фоне трогательно смотрелись голые колючие гранатовые деревья с поклеванными птицами прошлогодними растрескавшимися плодами. Такое разительное соседство старого и нового. Таис поняла, что настала пора возвращаться в Афины.

Она села на колени к Менандру, лицом к лицу, посмеялась ему в ухо, поделилась планами возвращения блудной дочери к родному очагу и к самой себе, а про себя подумала, что уже целую вечность не держала Менандра в объятиях, и что это приятно. Замечательно приятно. И тот ее обнял, что-то говоря про Афины. Таис не слушала, но отмечала, как руки Менандра наливаются силой и все крепче прижимают ее к себе. Да, это приятно, это хорошо, это кружит голову, будоражит тела, это то, что она всегда любила. Ей стало трудно дышать полной грудью, которую она опять начала чувствовать. Потянув воздух носом, Таис вдохнула запах мокрой земли, свежей травы, человеческого тела, его и своих волос. Затуманенным взором посмотрела на мокрый луг и подумала, что хорошо жить и хорошо, что весна и так много жизни впереди. А в ней – всякого, всякого. И все еще будет…

Здорово оказаться дома после долгого отсутствия и всему обрадоваться: кобылкам своим, лучшим в мире, качелям, ванной, разрисованной в критском стиле, просторной кровати, застланной рукодельной накидкой, плодом борьбы с унынием. Свежим взглядом окинув жилище, Таис осталась довольна своим отменным вкусом и прилежанием.

Тепло установилось почти летнее, несмотря на всего лишь месяц-март. Так всегда в Афинах – жарко и еще жарче. Зато, как все буйно цвело и благоухало! Таис обошла свой садик, жадно перенюхала деревья и кусты, частично взяв на себя работу пчелок. Как раз зацвели гиацинты, и можно было сойти с ума от их ароматов. Закатом она насладилась в одиночестве и душевной гармонии; час сидела на веранде, ни о чем не думала, только наблюдала, как уходит солнце, как меняется небо, воздух и весь мир. Что надо еще для счастья – любоваться вечерней зарей – и больше ничего.

На следующий день, встретившись с Геро, Таис в очередной раз удивилась ее красоте, оригинальности мыслей, живости и меткости ее рассказов и порадовалась, что в ее жизни есть такой замечательный необыкновенный человек. Как важно осознать и прочувствовать, что существование такой подруги – не данность, а настоящий подарок судьбы, заслуживающий ежедневной благодарности. Девушки проговорили целый день, а к вечеру выбрались на Акрополь. Таис принесла подарки Афине и Зевсу как привозят домашним сувениры из путешествий. Как всегда, ее охватил и подавил восторг от созерцания великолепного мраморного чуда, парящего над городом и как-будто над суетным миром. Таис обняла колонну, устремила взгляд в сторону Пирея, где над блестящим морем садилось солнце, заплакала и решила, что не будет больше ничего желать, ибо у нее есть все, что нужно для счастья.

Спускались к Керамику по крутому, заросшему диким кустарником восточному склону уже в густых сумерках.

– Уж и не знаю, какие выводы мне делать из того, как снова загорелся взгляд Менандра, – осторожно начала Геро.