Но вот Аннушка подросла настолько, что стала смотреть и за Машенькой, и за Петрушей и обо всём сообщала отцу дважды в неделю. Но он понимал, что даже такая деятельная переписка не может заменить близкого участия во всей их учёбе и воспитании. И после Немировского конгресса, когда Артемий перестал разъезжать по всей Европе и получил чин обер-егермейстера, или смотрителя всех государственных конных заводов, он обосновался в Петербурге и выписал детей к себе.
Его просторный дом на Мойке, который ему подарил ещё Пётр I, сразу же огласился детскими криками, беготнёй и радостным визгом. Петруша так и вис на шее отца, а Машенька и Аннушка стали помощницами ему во всех домашних делах: крепостные девки и вдовы научили их и стряпать, и варить варенье, и стирать, и шить — всему, что нужно женщине в быту. А маринованные сливы, которые готовила бочонками сама Аннушка, Артемий Петрович полюбил более других блюд.
Дом Волынского оживился, Артемий Петрович обставил его лучшей по тем временам мебелью, расширил и украсил. Ещё при жизни Александры Львовны пытался он все восемнадцать комнат обить шёлковыми шпалерами [39] Шпалеры - здесь обивочные ткани с сюжетными или пейзажными изображениями, выполненные ручным способом; обои.
и персидскими материями, а теперь велел заменить выцветшую уже камку дорогой цветной и золототканой. Канапе и модные диваны заполнили собою большие и малые гостиные, кресла и камчатные ширмы украсили кабинеты и детские комнаты. Велел Артемий Петрович развесить по стенам портреты царей Ивана и Петра, огромный парадный портрет Анны Ивановны, передние углы заняты были домашними иконостасами с большими дорогими иконами, писанными на меди, дереве и полотне, с золотыми ризами и серебряными окладами. Серебряные же киоты вмещали мощи святых, вызолоченные кресты тоже содержали кусочки мощей.
Аннушке было уже пятнадцать, и Артемий Петрович понимал, что девушка должна быть представлена ко двору. Должность его не позволяла и детям оставаться в стороне от придворного служения. Но простенькие московские платья Аннушки не подходили к роскоши двора, и он озаботился её платьями, парадными робами и драгоценностями. Ему не хотелось, чтобы Аннушка блистала при дворе самой Анны, потому что роскошь там стала невероятной.
Один из иностранных послов писал об этом из Петербурга: «Не могу выразить, до чего доходит роскошь двора в одежде. Я бывал при многих дворах, но никогда не видал таких ворохов золотого и серебряного галуна, нашитого на платья, такого обилия золотых и серебряных тканей. Третьего числа будущего месяца тезоименитство императрицы, следовательно, предстоит новое празднество. Потому никто не хочет и думать о делах — все теперь заняты приготовлением костюма, и костюма изящного. Не могу, однако, представить себе, чтобы такая роскошь могла продолжаться долго, иначе она разорит большинство знатных русских фамилий...»
А праздников было обильно. Самые знатные дни: 1 января — Новый год, 19 января — день восшествия Анны Ивановны на русский престол, 28 января — день её рождения, 6 февраля — день её именин, 28 апреля — день её коронования, 29 июня — день святых апостолов Петра и Павла, 21 июля — день торжества «Польской кавалерии Белого Орла», 30 августа — день торжества кавалеров ордена Святого Александра Невского, 30 ноября — день торжества кавалеров ордена Святого Андрея. Потом шли праздники менее знатные: 7 и 9 декабря — дни рождения и именин принцессы Анны Леопольдовны, 18 декабря — день рождения цесаревны Елизаветы Петровны; 2 июня — день принятия Бироном герцогства Курляндского, июня — именины Бирона, 4 октября — день рождения его жены; дни рождений старшего сына Бирона Петра, дочери Ядвиги, в России названной Елизаветой, младшего сына Карла...
Словом, праздников было так много, что придворные не успевали сшить наряд для одного, как требовалось новое платье.
Шумно и особенно весело праздновала Анна Ивановна день своего восшествия на русский престол. Обычно сдержанная и не любившая пьяных сборищ, она в этот день всё позволяла своим подданным — бывало и так, что сам Бирон, а также русские и иностранные министры катались по полу, срывали друг с друга парики и награждали друг друга тумаками. И заставляла Анна на балах у Бирона становиться перед ним на колени и целовать ему руку — даже австрийский и прусский посланники не стеснялись такого унижения.
С мрачным видом сидел на этих праздниках Артемий Петрович. Он не пил совсем, и ему, трезвому и ироничному, приходилось выслушивать пьяные остроты от врагов своих — Александра Борисовича Куракина и графа Ягужинского. Но он терпеливо сносил эти выходки и пропускал остроты мимо ушей.
Читать дальше