Владислав Бахревский - Василий Шуйский, всея Руси самодержец

Не с пустыми руками отправился Василий Иванович рыбку ловить. Подарил мужикам бочонок двойного вина, лодочку тоже загрузил припасами.

Ветер дул с берега. Рыбаки поставили парус, ладья ходко шла, шлепая днищем о покладистые, попутные волны.

На князя рыбаки глядели улыбчиво, видно, слышали историю о бедной вдове.

– Что ловите-то? – спросил Василий Иванович. – Карпов да карасей?

– Давненько ты у нас не был, господин! – сказал хозяин ладьи рыбак Стахей. – Позабыл. У нас тут селедочка водится. Такая жирная да вкусная, морю на зависть.

– Я помню, мы карпов ловили.

– Карпы у нас тоже знаменитые. Бессон Окоемов прошлой осенью прадедушку добыл. Чешуи были с ладонь. Верно ведь, Бессон?

Рыжий, с ласковыми глазами мужичок согласно кивнул.

– Сколько же потянул? – спросил Василий Иванович.

– Шибко тяжелый был! А взвешивать – не пришлось. Отпустил я рыбу. Пусть наплодит себе под стать.

– Мудрые вы люди! – похвалил князь и показал на пушистую зеленую дымку лиственниц впереди. – Не остров ли?

– Остров, Василий Иванович!

– Поближе подойдем, я на лодке на остров высажусь, поутру заберите меня.

– А ушица?! – огорчился Стахей. – Окоемов будет варить. Его ушица – янтарю чета.

– С нашей рыбки глаза прытки! – закивал Бессон Окоемов.

– Будь по-вашему, – согласился Василий Иванович. – Заберете меня, как солнце на закат пойдет. Не забудете, где меня оставили?

– Мы по нашему озеру с закрытыми глазами ходим! – сказал Стахей обидчиво.

– Да это я уж так! Знаю, вы рыбари знаменитые! – поспешил задобрить Стахея Василий Иванович. – А скажи, как Агия найти?

– Остров с версту да с треть версты поперек. Хоромы Агия – землянка, не сразу увидишь. – Стахей почесал в засылке. – Мы тебя, князь, у брусничника высадим. Пойдешь через брусничник и гляди, чтоб лиственницы были от тебя справа. Потом орешник пойдет. Шибко густой, да ты не страшись. Пройдешь орешник, увидишь черную сосну. Молния ударила. Подходи к сосне и гляди по солнцу. Будут три круглых холма. В третьем и есть Агиево жилище.

Рассказывал Стахей долго, а нашел Василий Иванович лежбище отшельника за четверть часа. Еще ведь две сумы на себе нес.

Агий складывал поленницу под навесом. На пришельца поглядел из-под руки. Роста огромного. Голова – белая, борода черная, отросла ниже пояса. Глаза черны под черными бровями…

«А ведь я знал, как его настоящее имя!» – подумал Василий Иванович.

– Не князь ли? – спросил Агий глухим, как из-под земли, голосом.

– Я сын Ивана Андреевича.

– Должно быть, старший… Василий Иванович.

– Василий Иванович и есть. Благослови, батюшка.

Отшельник издали перекрестил, но сказал твердо:

– Я не батюшка и даже не инок. Архимандрит Лука – я в Шартомском монастыре на послушании был – не благословил. – И удивился: – Сколько ты припер на себе.

– Не всякий же день у тебя гости…

– Гостей не люблю.

– Не в гости я, Агий! За молитвой твоей пришел, за напутствием. На службу скоро, а батюшку моего Бог взял. Ты ведь знаешь.

– Знаю, – сказал Агий. – А пришел ты, князь, все же напрасно. Нет благодати в моей молитве. Три года к Господу взываю безответно. Грешник я, князь. Сатане службу служил.

– Можно поглядеть твои палаты?

– Погляди.

Князь толкнул дверь в землянку. Пахнуло сухими травами, сушеной черемухой, смолой. Нагнувшись, спустился в жилище. Крошечная печь. Стол с аршин. Нары. Связки трав и ягод под потолком.

– Славная берлога! – сказал Василий Иванович. – Но на воле нынче тоже хорошо. Давай под солнышком пировать.

Принялся доставать из сумы угощенья. Сушеные винные ягоды, нежную семгу, белужью икру, сушеную дыню, яблоки в меду, соленые молоки, ветчину без сала, копченую осетрину, кедровые орешки… Потянувшись рукой в другую суму, достал бутылку заморской романеи.

– Матушки вы мои! – ахнул Агий.

– Я с утра не поел, – сказал князь и всплеснул руками, – ни ковшика, ни чарочки я не взял.

– Ковш у меня есть, – сказал Агий и принес из землянки деревянный, грубо выдолбленный.

– Погоди-ка! – вспомнил князь, пошарил в туго набитой суме, достал походный ларец. В нем оказались две серебряные двурогие вилки, два малых кубка, две ложки, два ножа. – Романею лучше из серебра пить: как рубин пламенеет.

Агий принял кубок задрожавшей рукой, припал губами, отведывая; пил долго, закрыв глаза.

Закусил винной ягодой, заел лепестком семги.

– Побаловал ты меня, князь! Побаловал! Вот только не ведаю, чем я тебе пригодиться могу? Не ведаю!