Дмитрий Миропольский - Тайна двух реликвий

– Это Синайский кодекс, – торжественно объявила директриса, – старейший в мире перевод Библии на греческий язык, ему тысяча шестьсот лет. Здесь Новый Завет целиком и Ветхий Завет почти полностью. Текст прекрасно сохранился, он ещё не искажён переводчиками и переписчиками последующих веков. С его помощью учёные восстанавливают библейские стихи в исходном виде… За это сокровище мы не устаём благодарить вашу страну.

Коротко стриженная седая голова директрисы снова склонилась в сторону Мунина. Женщина рассказала, как император Александр Второй после долгих переговоров за девять тысяч рублей золотом выкупил кодекс у монахов мужского монастыря святой Екатерины на Синае.

– А в тысяча девятьсот тридцать третьем году советское правительство продало его Британскому музею. – Улыбка директрисы сделалась несколько саркастической, и в голосе продолжала звенеть гордость: – Русские запросили за Синайский кодекс сто тысяч фунтов, сегодня это больше пяти миллионов. Наши музейщики собрали всю сумму за один день.

Теперь уже пришёл черёд Мунина вздыхать, и директор Фонда примирительно сказал ему:

– Вы сами упомянули многовековые связи между Россией и Англией. Отношения наших стран всегда были сложными, но в какой большой семье родственники живут просто?.. Я не знаю, какие ещё сюрпризы приготовила уважаемая хозяйка, но полагаю, она обязательно покажет вам ещё один раритет. Это библия интереснейшего человека, известного в России под фамилией Ульянов.

– В России он скорее известен под псевдонимом Ленин, и для меня действительно сюрприз, что у него была Библия, – ответил Мунин.

Он представил себе знаменитого большевика, который сейчас лежит в Мавзолее на Красной площади в Москве, а в начале двадцатого века действительно жил в Лондоне и устраивал съезды своих единомышленников. С образом гонителя попов и безбожника Библия никак не сочеталась.

Директор Фонда кашлянул в кулак и переглянулся с библиотечной директрисой, которая сказала:

– Прошу прощения, мистер Мунин. Мой коллега недостаточно корректно выразился. Речь о другом Ульянове. Вы так увлечённо рассказывали об Иване Грозном, и он сыграл такую важную роль в ваших поисках Ковчега Завета, что я действительно хотела показать вам Библию, которую царь Иван подарил Джерому Горсею…

Кровь бросилась в голову Мунина, и он покраснел, как школьник. Вот они, Сократ с Демокритом! Чем больше я знаю, тем меньше я знаю… Вот он, Соломон-Екклесиаст, который предупреждал, что во многой мудрости много печали, и кто умножает познание, умножает скорбь!

Мунин перемудрил – и стоял с пунцовыми щеками: ему пришло время скорбеть. Позор, позор! После разговора про советскую власть и Россию фамилия Ульянов самым естественным образом напомнила историку про Ленина. Хотя в разговоре об Иване Грозном единственной ассоциацией был бы именно Джером Горсей. Молодой историк хлопнул себя по лбу и попытался улыбнуться:

– Чёрт возьми, ну конечно!

Заглаживая промах, он вывалил своим спутникам всё, что знал про англичанина. Джером на русский лад – это Ерёма; имя его отца Уильяма Горсея москвичи тоже упростили – он стал Ульяном, и гость из Англии в результате оказался Еремеем Ульяновым.

Горсей-Ульянов провёл в Москве семнадцать лет. Сперва он занимался торговлей, но позже был отправлен Иваном Грозным с тайной дипломатической миссией в Лондон к Елизавете Тюдор. От королевы посланец вернулся в статусе придворного дипломата, провёл у московитов несколько лет – и опять поехал в Лондон, с поручением уже от следующего русского царя, Фёдора Ивановича. В следующий раз Горсей-Ульянов проник из Англии в Россию нелегально, чудом избежал казни, был выслан, а потом снова прибыл в Москву законным путём – как британский посол – и в конце концов удостоился посвящения в рыцари…

– Ваш соотечественник оказал моей стране неоценимую услугу, – восторженно говорил Мунин. – Его записки о России феноменальны… Да что там, они гениальны! Это же настоящий подвиг – двадцать лет писать книгу! Это уму непостижимо… И какую книгу! Любой, поверьте моему слову, – любой, кому нужны сведения об Иване Грозном, его сыне царе Фёдоре и о Борисе Годунове, обязательно пользуется записками Горсея. И я пользовался. Хоть про государственное устройство, хоть про политическую борьбу, хоть про взаимоотношения с Англией – всё оттуда. Другого такого источника просто нет.

Директор Фонда покивал: