Олег Яковлев - Мстислав, сын Мономаха

– Нравится тебе здесь? – спросил он её, сам не зная, для чего, – наверное, просто чтобы хоть что-то сказать.

– Собор Софии… Великий зодчий строил, – ответила Христина, и Мстислав заметил, как в холодных глазах её вспыхнули живые огоньки. – Хочу видеть его всегда перед собой.

Едва успела приехать, а уже повеления раздаёт.

«А и вправду, не построить ли на Городище собор наподобие Софии, прямо перед окнами терема. И взору приятно, и дело богоугодное. Велю зодчим сделать из терема крытый переход на хоры, как в Киеве». – Князь проникся мыслью о строительстве нового собора. Казалось Мстиславу: вот именно такого храма и не хватает ему для полноты осознания своего величия, своей высоты над людьми, словно без этого замысленного ещё только собора не возвышается он над народом, а стоит где-то посреди крикливых горожан, щуплый такой, невысокий – его и не видать за дюжими новгородскими мужами. Верно, нужно было приехать из-за моря этой полной высокомерной женщине, чтобы подсказать ему столь простую мысль.

Больше ни о чём не спрашивал Мстислав в тот день жену. Подошёл к ней, обнял, почувствовал прикосновение губ, ощутил словно весь исходящий от неё холод, а после повёл княгиню в ложницу [45] Ложница – спальня. и забыл на время и печали свои, и дела державные, и мысли о соборе.

С медленным однообразием потекли для Мстислава годы – будто тягучий густой кисель, который всё пьёшь, пьёшь и никак не можешь выпить. Мстислав пропадал на полюдье, на боярских советах, в походах против непокорной чуди, выезжал в Ладогу, где посадник Павел по его указу начал уже закладывать новые каменные стены, подобные тем, какие выстроил Святополк в пограничном Изборске.

Казался Мстислав сам себе маленьким, ничтожным на огромной земле, затерявшимся посреди её бескрайних просторов, не видел особенного отличия между собой и каким-нибудь нищим странником-бродягой – так же был мал в сравнении с этой необозримой равниной, подобен был песчинке, капле воды в море.

Никак не покидало Мстислава ощущение бессилия, безвластия, безнадёжности. Иногда раздражало это его, иногда ввергало в отчаяние, иногда, наоборот, делало безразличным ко всему вокруг. А потом вдруг подумалось: ведь на великой земле и правитель должен быть велик! Может, даже более велик, чем отец, чем дед его, прадед, что прожили лучшие свои годы вдали отсюда. Но как достичь величья? На кого опереться?

Понимания, близости не находил Мстислав ни в ком. Разве что Олекса был чем-то сродни ему – тоже был вечно грустен со своими песнями, всё говорил о пустоте души, о бренности бытия, тщете земного – прямо будто какой монах.

Мать? Всё мечтала о паломничестве в Иерусалим, всё поругивала отца, тем не менее без конца обменивалась с князем Владимиром грамотами, в которых давала ему советы и наставляла. Мстислав понимал, что, несмотря ни на что, мать отца по-прежнему любит и дело тут не только в заботах об общих чадах. Хоть и приняла формально Гида постриг, оставалась она, как раньше, той же матерью и княгиней, властной, требовательной, порой жёсткой.

Жена Христина? Была далека от князя, с мелочными своими заботами, вечно ленивая, сонная, неведомо откуда набравшаяся надменности. Родила Мстиславу двух дочерей, назвала их по-свейски чужими для русского человека именами – Мальфрид и Ингеборг. Хотела, наверное, чтоб имена девочек напоминали ей о навсегда оставленной родине. Едва успевала оправиться от родов – снова беременела, уже в третий раз ходила непраздной на третьем году супружества, жила больше в селе Сытино на берегу Ильмень-озера, которое отдал ей Мстислав в вено.

Туда часто наведывались иноземные гости, устраивались в их честь пиры и многодневные ловы, но Мстислава не радовали удачные охоты, отдыхал он душой только в излюбленном своём Городище за частоколом, наблюдая, как закладывают строители основание будущего собора.

…Весна в тот год выдалась поздняя, и, хотя уже заканчивался март, дни стояли морозные.

В один из таких по-зимнему холодных дней пришла к Мстиславу из Сытина весть о рождении сына – весть, радостная для князя. Уж сына ни за что не назовёт он свейским именем – ему надлежит жить и княжить в Русской земле, и может, на этих необозримых просторах.

Мстислав не мешкая тронулся в путь по санному следу. Сопровождали его, кроме гридней, посадник Павел, Олекса да боярин Ставр Годинович, человек крикливый, шумливый, извечный Мстиславов супротивник. Ехали молча, Мстислав пустых разговоров не любил. Глядя ввысь, на низкие белые облака, задевающие, казалось, за тёмно-зелёные верхушки вековых елей, он улыбался, светло было на душе. Течёт жизнь, не пустая, не бренная, как говорит Олекса, – жизнь удивительная, полная незабываемых впечатлений.