Александр Омельянюк - Пётр второй

Он правой рукой выхватил у жены тряпку, не глядя швырнув её через плечо, а своей левой тяжёлой крестьянской рукой залепил ей со всего маху пощёчину.

Удар оказался таким сильным и неожиданным, что молодая женщина, не успев даже вскрикнуть, отлетела в сторону, больно ударившись спиной о пол, а затылком о ножку лавки.

Увидев на полу неподвижную жену с закатившимися глазами, Пётр сразу протрезвел.

Он наклонился над Ксенией, одной рукой приподнял с пола её голову, а другой стал легонько трясти за плечо, сквозь сразу выступившие слёзы вымаливая прощение:

– «Ксюша, уставай! Жоначка мая милая, даруй (прости) мяне, старога дурня. Не хацев (хотел) я так. Я неспадзявана (начаянно). Даруй (прости) мяне. Ну, уставай! Кали ласка (пожалуйста)!».

Наконец, Ксения застонала и приоткрыла глаза. Пётр стал осыпать её лицо поцелуями, ласково разглаживая её густые вьющиеся чёрные волосы, словно от этого что-нибудь зависело.

Он взял жену на руки и понёс к проснувшимся сынкам на печку.

– «Сынки пусцице (пустите) мамку, яна выцяла (ушиблась)» – помог он Ксении взобраться на печные полати.

А утром всё происходило, как обычно, только Ксения надолго перестала быть инициатором разговоров, лишь односложно отвечая на вопросы мужа.

И с тех пор Пётр стал замечать, что жена стала как-то сторониться его.

Она старалась не только не разговаривать с ним, тем более спрашивать его о чём-либо, но даже встречаться с мужем глазами, не касаться его, и даже, как бы невзначай, увёртывалась от его рук.

Лишь через несколько дней Ксения смягчилась. И виной тому в большой степени стали их сыновья Борис и Пётр.

А ежедневный крестьянский труд и общие заботы о детях и доме постепенно сгладил взаимные обиды в семье Петра Кочета.

Из-за налаженного быта из года в год постепенно супругам Кочет становилось жить всё легче и легче. Да и сыны подрастали и всё больше помогали по хозяйству.

В конце весны, летом и ранней осенью 1909 года, подросшие первоклассник Борис и дошкольник Пётр, попеременно с родителями, уже частенько одни пасли своих лошадей, коров, свиней и овец на общинных пастбищах и в лесных урочищах, гоняли гусей на реку и обратно.

После уборки урожая Ксения навестила своих родителей в деревне Котлы, где сфотографировалась им на память.

Для этого она дома красиво приоделась и обулась в свои любимые праздничные женские башмаки (чаравики), специально изготовленные для неё на заказ.

Такую обувь все зажиточные крестьянки их деревни носили только по праздникам.

В приданом Ксении были и женские сапожки, и нарядные башмаки на толстой подошве с совсем невысоким голенищем, перешедшие старшей дочери от матери.

И она их тоже надевала по праздникам, остальное время бережно сохраняя в сундуке.

Ксения вообще как-то внутренне абстрагировалась от многих деревенских обычаев, укладов и местной моды.

Видимо всё-таки через поколения сказывалась её шляхетская и дворянская кровь.

Поэтому она фотографировалась не в традиционном праздничном деревенском наряде, а в том, что ей самой по-правде нравилось.

Она словно предчувствовала последнюю возможность запечатлеть себя для родителей, семьи, детей и потомков.

Но в 1910 году Ксения неожиданно скончалась от неизвестной и скоротечной болезни, оставив мужа одного с сыновьями. Борису тогда было уже девять, а Петру шесть лет. Сыновья не видели, как соседки обмыли их умершую мать, и одели в заранее приготовленную одежду.

Ксения уже чувствовала, что умирает и попросила ухаживавших за ней в последние дни мать и свекровь приготовить длинную рубаху на случай своей смерти.

Не желавшие мириться с неожиданной утратой, женщины, во главе с Анной Васильевной, украсили голову Ксении венком из цветов, как обычно украшали умерших девушек и невест. После этого гроб поставили на лавку головой в угол горницы, и пустили сыновей проститься с матерью.

Тут же со старшей дочерью попрощался и её отец Мартын Николаевич Раевский.

Мальчики, особенно младший Петя, не понимали, что случилось с мамой. Почему она не встаёт и не гладит их по головке, приговаривая ласковые слова. Хоть Пётр Васильевич и воспитывал из них настоящих мужиков, но все дети всё равно всегда любят материнскую ласку.

На второй день, после многочисленных прощаний и причитаний, где громче всех голосила Анна Васильевна, и отпевания отцом Сергием в Православной Церкви Рождества Святого Иоанна Крестителя в Пасынках, двадцатишестилетнюю Ксению Мартыновну похоронили на местном старом деревенском кладбище недалеко от часовни Святой Анны.