Владимир Стрельников - Они не пройдут!

– Прекрати! Они и звеном-то еле управились. А уж три самолёта всяко лучше двух дерутся! – попытался урезонить Копец.

– У бомбардировщиков, может, и лучше! Сектор обстрела больше. А вот мы на своих виражах и скорости будем постоянно терять одного ведомого! В бою за двумя уследить почти невозможно. Одного прикрываешь, а второй обязательно выпадает из поля зрения. Хоть на 720 градусов башкой верти!

– Хорошо, ребята. Это мы разберем. А сейчас, «Мигель» – срочно в санчасть! Полностью проверь своё состояние после столкновения.

– Чего там проверять. Здоров я…

– Приказы не обсуждают, камарадо!

Вечером, когда механики группы совместно восстанавливали «москас» Феоктистова, Паблито сказал фразу, которая мгновенно облетела всю бригаду:

– Сегодня он сбил 13-го!

– О, Санта Мария, конечно! – восклицали через минуту сгрудившиеся у испанцы. На тёмно-буром борту поврежденного истребителя краснели 11 чуть потускневших и 2 яркие новые звёздочки. Для знающих это все объясняло – «13» по праву считалось проклятием авиации.

– Зато теперь он отомстит за обоих! – авторитетно заявил Паблито.

– Да, теперь сможет! – рассудительно согласились механики.

* * *

«Камарадо Мигель» решил использовать своего рода отпуск, который «подарили» врачи – опасаясь возможного сотрясения мозга, ему на три дня запретили участвовать в боевых вылетах. Полчаса просьб, уговоров и ругани положения не исправили, и разозлившийся Феоктистов уехал с оружейниками в Мадрид. Там помог загрузить машины бомбами, патронами и бочками ГСМа. Потом перекусил вместе с хмурыми басками, охранявшими склад боеприпасов.

Уже к концу трапезы отношение к нему кардинально изменилось. «Добрые католики», тяготившиеся атеизмом республиканцев, с удивлением узнали, что отважный «русиа советико» тоже был искренне верующим! Разговорчивый тениенте Кастильяс даже пригласил его на сиесту. Под сыры и мандарины не спеша распили кувшинчик красного. Кастильский поррон похож на слегка искривлённую 0,95-литровую колбу, с коническим носиком, сильно сужающимся к кончику. Пьют из него, направляя тонкую струю прямо в рот, не касаясь губами. Смешно, но гигиенично. Да и стаканов не нужно.

Лейтенант абсолютно не понимал по-русски, и пришлось «Мигелю» поупражняться в басконском. Впрочем, их диалект давался легче разговорного испанского и классического «кастельяно». Затем пилот сердечно распрощался с новым приятелем и неторопливо направился в направлении центра.

Мадрид был очень красив. К декабрю 1936-го года он, конечно, почти лишился великолепия зелени, но зато сам был ярким, нарядным, словно отмечал какой-то бесшабашный праздник. Температура не опускалась ниже +10 градусов, что после осенней жары даже радовало. Двери многочисленных кинотеатров стояли распахнутыми, а внутри день и ночь бесплатно крутили для всех любые, имевшиеся в фильмотеке, картины. На улицах допоздна шумели небольшие кафе, на перекрестках толпились торговцы. Отовсюду слышалась громкая музыка, ходили весёлые возбуждённые люди. Почти все с оружием, но в нарядной гражданской одежде. Чудная архитектура придавала особый шарм городу, по-испански импульсивно сражавшемуся с классовым неравенством.

Но на всём этом, словно следы оспы, лежали уродливые следы бомбёжек. Авиации мятежников чувствительно доставалось от истребителей республики, но дело своё она знала. Немцы педантично выискивали прорехи в воздушной обороне Мадрида, нанося затем жестокие точные удары, а итальянцы перешли к ночным налётам и засыпали его бомбами. (Это было ещё одной причиной того, что 7 ноября 1936 года столицей 2-й Республики правительство Ларно Кабальеро объявило Валенсию). Повсюду виднелись вскрытые внутренности домов, разбитые витрины, исковерканные вещи. Часто на камнях и асфальте темнела запёкшаяся кровь. Веселье и смерть. Удаль и страх. Великолепие и нищета… Казалось, сам воздух здесь был соткан из контрастов.

Да и «Мигель» чем-то напоминал революционный Мадрид – смесь удали и готовности. Он щеголял в типичном здесь тёмно-синем комбинезоне «моно», с красным нарукавным уголком «кабо». Талию перехватывал узорный ремень с оранжевой кобурой револьвера. На голове лихо заломленная пилотка с красной кисточкой и знаком воинского звания. Карман приятно оттягивала сложенная отточенная наваха. А на ногах те самые вычурные туфли тореадора.

Он мог позволить себе разгуливать в любой части города. Республиканцы горячо приветствовали интернационалиста-лётчика, а фашистских диверсантов из «пятой колонны» ожидал сюрприз – недюжинный навык уличного боя, оставшийся со своей Гражданской. Помимо крепких сухожилий и мускулов, истребитель имел ещё и отличную реакцию, точность и координацию, которые постоянно оттачивались при выполнении высшего пилотажа.