Александр Стребков - Жить запрещено

же защищал обитателей салона от непогоды: холодного вет- ра и дождя.

События, развернувшиеся в 1918 году во второй полови- не лета в Москве, внесли смятения, беспокойство в сознание молодой семьи и посеяли животный страх за безопасность своих малолетних детей. Памятен был год девятьсот пятый, когда улицы Москвы перегородили баррикадами: на «Крас- ной Пресне», как её после – исторической назовут, гремели выстрелы, а по улицам и переулкам на полном аллюре носи- лись казаки с шашками наголо. Медленным шагом конники не ездили, опасаясь выстрелов из окон: проскакав, разгоняли прохожих с улиц всех подряд – без разбора, многим зазевав- шимся прохожим доставался удар плётки, а то и плоской сто- роной шашки по спине. Городским обывателям в те зимние месяцы первой русской революции жилось не просто, потому, что по большому счёту, они не нуждались ни в каких револю- циях, как это произошло и в том же семнадцатом. Но, если двенадцать лет назад власть всё-таки удержалась на своём месте, применив способ, который давно испробован в других странах: способ реакции и расправы, тем самым вскоре наве- ла относительный порядок, то на этот раз – минул год со дня начала смуты, но положение становилось только хуже. От той старой власти не осталось и следа и надежды на возвращение её с каждым прожитым днём таяли, что она вообще может когда-нибудь вернуться. Большинство москвичей глубоко в душе новую власть не признавали, всё, надеясь, что не сего- дня-завтра она рухнет и исчезнет как наваждение.

– Егор, – обратилась Екатерина к мужу, – может мы по- торопились с отъездом из Москвы?.. Крестьяне, которые прибыли из деревни говорят, что от дома-то нашего одни стены остались – жить-то, где будем?

– Знаю… – мне тоже говорили, ну и что из этого?! Все- лимся пока в дом старосты – всё равно пустует; да по праву,

он-то дом наш и есть. Староста вор был, крестьян обижал, потому и сбежал ещё в прошлом году – туда ему и дорога. Правда, мерзкая тварь наворовал за последние годы не ма- ло, видимо, коль дом в Калуге приобрёл. Бог ему судья. Сей- час времена настали такие – что, сколько ни имей – в один день потерять всё можешь. Деваться-то нам всё равно не ку- да: «Ищите и обрящете»… так, кажется, в святом писании го- ворится?..

– Полина только лишь приступила к занятиям в началь- ной гимназии, – сказала, с грустью в голосе жена, – как же дальше с этим быть?..

– Сами учить детей станем, мы же с тобой люди образо- ванные и ничем не хуже преподавателей в гимназии.

Егор Владимирович Чигарёв, дослужившись до чина коллежского советника, шестого класса табеля о рангах Рос- сийской империи с приходом к власти большевиков про- должал находиться на службе, но теперь уже в городском Совете народных комиссаров города Москвы и, кстати, по их же просьбе. В марте восемнадцатого года правительство большевиков перебралось в Москву, после чего из-за обиль- ного наплыва комиссаров в кожанках, а вместе с ними при- была из Петрограда всякая мелюзга, ранее находящаяся на службе у чиновничества, а теперь вдруг взлетела на такие высоты власти: выслуживаясь, вылизывая каждый след тех, которых совсем недавно называли каторжанами. Ближе к лету Егор Владимирович устав терпеть всякие притеснения от ничтожных клерков, которые совсем недавно задним ме- стом открывали двери высоких кабинетов, покидая его и до полу при этом, раскланиваясь – принял решение покинуть службу. Даже тот продовольственный паёк, который он по- лучал в комиссариате не смог удержать его. Сославшись на то, что со здоровье нелады и требуется поправить его в де- ревне, распрощался любезно со своим новым начальством,

но до самой зимы продолжали жить в Москве. В ноябре, ко- гда воочию поняли, что в городе оставаться опасно он убыл в деревню Вяжички. Спустя неделю Егор Владимирович при- был с двумя единицами гужевого транспорта, чтобы забрать семью. Вытащили на сет божий из сарая старую карету: ре- шили поставить её на ход, чтобы семье, в особенности детям было ехать в чём, а деревенские мужики, прибывшие из де- ревни, вместе Егором Владимировичем за пару дней подре- монтировали этот экзотический транспорт. После чего в неё запрягли пару лошадей, оставив в телегах по паре вместо тройки, погрузили вещи самые необходимые и отправились в семейную вотчину, может быть, как сказал Егор Владими- рович, что придётся доживать там остаток своей жизни.

Наконец измучившись в тяжёлых условиях просёлочных дорог стали приближаться к месту цели. Обоз медленно вползал на окраину деревни – на ту улицу, которая шла в сторону дороги на Калугу. Окружающую тишину первыми нарушили деревенские собаки: зачуяв незнакомый чуждый деревне запах вещей лежащих на подводах злились, рвались с цепи, а те которые вольно гуляли, выскакивали из каждой дырки в заборе и бежали, преследуя телеги, и даже пыта- лись зубами уцепиться за обод колеса. Жители деревни, за- слышав столь злобный лай собак, следом выходили за забор, а увидев своих теперь уже бывших хозяев части их деревни и поместья по соседству вначале троекратно раскланивались в сторону кареты, после чего пристраивались в хвосте обоза и шли следом. Несмотря на всякие революции, деревня Вя- жички пока что продолжала жить своими давно установив- шимися патриархальными законами. На доме, где ранее размешалось правление старосты деревни, на фронтончике слухового окна крыши теперь развевался красный флаг но- вой власти. Над дверьми прибитая гвоздями висела квад- ратная табличка, на которой чем-то чёрным было написано: