Владимир Бородин - Корзина полная персиков в разгар Игры

– Вот тебе «гравюра» мамонтова дерева, – заговорщическим тоном произнёс Аркадий, полез в нагрудный карман и протянул другу аккуратно сложенную бумажку с нехитрым карандашным рисунком, – вчера в библиотеке из книг по естествознанию сам срисовал. Владей, это тебе к Пасхе. А для масштаба, внизу стоит индеец. Калифорния!

Некогда каждый из них мечтал бежать в Америку к индейцам, стать вождём племени и сражаться с коварными бледнолицыми. Лишь после гимназии они осознали, что свободных индейцев уж и не осталось и начало их тянуть в остающиеся ещё неведомыми тропические дебри. В Великую пятницу Аркаша уже сидел в поезде с раскрытым томом Мериме на коленях, поскольку успел добить Дюма, вернуть его и заполучить новую книгу.

Вечером того же дня Дмитрий Охотин Младший Номер Пять, если не считать дочерей, иначе бы ему подобало носить седьмой номер, сидел, как обычно, за учебниками. Шёл учёт лишь более многочисленных сыновей, а дочерей имелось всего две. Ведь и император Александр нумеровал лишь офицеров, а не их сестёр и жён. «Мать наша всегда говорила отцу: «От генерала и должны сыны родиться, чтобы в жилах их струилась кровь солдатская от рождения». Да не так всё вышло. Лишь один Аркашка пошёл по стезе отца. Да и что толку всем идти в военные? Хватает их. А вот учёных в державе маловато, всё ещё из-за границы выписывают. С семнадцатого столетия повелось выписывать иноземных, если богословов и зодчих не считать. Стану настоящим учёным, оценит отец, перестанет недовольство таить и хмуриться, растает. Да один учёный может дать Империи куда больше даже генерала, не в обиду отцу будет сказано. Вот изобрету такое оружие, что и Британия сразу же примолкнет», – размечтался юноша, отложив учебник общей геологии. В голове его роились самые странные мысли о светлом будущем, торжестве науки и всяком таком прочем, о чём последнее время постоянно говорил с ним брат Борис. «Умный человек, должно быть, Боря. Иначе и не должно быть в нашей семье. Папа тоже умён – исторические трактаты пишет. Тоже, какая-никакая – наука. Серёжа всё никак не определится, но полон благих намерений. Вот только Петя, похоже, с пути истинного сворачивает. Не приведи Господь! Надо будет отслужить завтра Всенощную, всё как положено. Сегодня не сидеть допоздна, стало быть. Но скоро пора экзаменов, надо собраться с мыслями. Скорее успешно доучиться и пробиться в Петербургский Горный Институт Императрицы Екатерины Второй», – приказал себе Митя. Но в этот вечер долго не работалось. Глянул в календарь с пометками: «О, да послезавтра отца поздравлять следует!» Митя потянулся к своей «коллекции редкостей» и извлёк из берестяного короба заветные кусочки минералов, а также окаменевшие раковины и пластинки окаменевшего дерева, которые мог часами рассматривать и живо представлять себя в каменноугольном лесу. «Не зря же, грибы, лишайники, мхи, хвощи и папоротники названы тайнобрачными, есть в этих группах растений нечто от былого каменноугольного леса. Ах, как бы мне хотелось забуриться в дебри гигантских хвощей и плаунов, отбиваясь от стрекоз с пол сажени длинной! Вот была жизнь!» Потом юноша полез в свой альбом с коллекцией марок со всего мира. В детстве он страстно коллекционировал марки, но со временем поостыл слегка. Но, когда он уставал, то по-прежнему руки тянулись к заветному альбому и перелистывали страницы с названиями диковинных заморских колоний на марках, что помогало осваивать французский и английский.

Старик Охотин, в тот же вечер, пребывал в обычном деловом настроении и, сидя в кожаном кресле за горой бумаг на могучем просторном столе с малахитовым чернильным прибором с бронзовой окантовкой, с множеством выдвижных ящичков, мерцавших начищенной бронзой ручек. Он завершал очередной труд о Хивинском походе, в коем сам некогда участвовал и даже получил именное оружие от самого фон Кауфмана. Над письменным столом красовались небольшие портреты Николая I и Александра III – императоров, особо почитаемых владельцем кабинета. Этот неутомимый человек со внешне несокрушимым всё ещё здоровьем, будучи за шестьдесят пять, продолжал исторические изыскания не менее рьяно, чем со времён выхода в отставку, что случилось уж немало лет назад. За последние годы он описал все славные деяния своих предков от деда Охотина, Вахрамея, который, будучи крепостным рекрутом, спас офицера ценой жизни под Малоярославцем, за что семья его получила волю. Сам дед успел за кампанию 1812 выслужиться до унтера, поскольку лез в самое пекло, что замечал его начальник и о чём постоянно докладывал выше. Ещё он умудрился оказаться временным фельдшером, что свидетельствовало об его природном уме. Сын его, не менее отважный в бою, покрыл себя славой героя Кавказа и обороны Севастополя. Пуля его никак не брала, а раны заживали как на собаке. Множество соратников оставалось лежать там, где Евграф Охотин каким-то чудом умел уцелеть. Сам Яков Бакланов и другие кавказские псы войны – Засс со Слепцовым 12 12 Даже казаки не могли справляться с отважными горцами, знающими каждую тропку и способы ведения войны в лесах и горах, кроме наиболее матёрых из русских, так называемых «кавказцев», подобных знаменитому донцу Бакланову, ветерану Турецкой войны 1828 года, или выходцу из немцев Григорию Зассу, герою Лейпцигской битвы. Николай Слепцов из пензенской аристократической семьи, ещё будучи юнкером, попал на Кавказ. Быстро продвинулся до командира полка, сжился с казаками и прославился даже среди матёрых «кавказцев» своей неописуемой храбростью. ценили Евграфа. И этим всё сказано. Портрет полковника Евграфа Охотина кисти безызвестного московского мастера украшал стену кабинета генерала Гордея Евграфовича Охотина, героя трёх Туркестанских походов и Турецкой войны. Отставной генерал готов был сидеть за работой денно и нощно, лишь бы не задумываться о будущем своей семьи, но упиваться её славным прошлым. Спокойный взгляд отца с портрета призывал к деланию, но не пустому сокрушению о своих бездарных сыновьях. «Просто не верится: из восьми сыновей, лишь один составил исключение и станет офицером, согреет стареющую душу своими кавалерийскими погонами. И за что мне такое, Господи?» Внезапно в кабинет генерала вошёл его давнишний денщик, ставший за бесконечную череду беспокойных лет другом. В руках вошедшего был конверт: