Валерий Поволяев - Атаман

— Ах ты, сука! — взревел Семенов, бросился с шашкой на офицерика, резким штыковым движением послал ее вперед.

Офицерик попытался отбить шашку, но опоздал, острие клинка всадилось ему в живот — будто в квашню с мягкой давленой картошкой. Офицерик вскрикнул и повалился лицом на шею лошади.

— Если успеем до медсанбата доскакать — жив будет, — выкрикнул сотник, вновь вскинул над головой шашку.

Немцы растерянно смотрели на него, на казаков, окруживших их. Наконец один из немцев поднял над головой дрожащие белые руки. Следом поднял руки второй германец, потом третий.

— Вот и все, — удовлетворенно произнес сотник, вгоняя шашку в ножны. — Приехали детишки в гости к маме с папой.

Пленных разоружили и увели в село, откуда отправили с конвоем в штаб бригады — в Руде разведчиков так и не дождались. Раненый лейтенантик совсем еще зеленым был, мальчишкой, будь он немного постарше — вряд ли бы стал рисковать и стрелять в Семенова.

— Как хоть тебя зовут? — спросил у офицерика Семенов.

Тот, грызя зубами белые губы — больно было, — произнес едва внятно:

— Барон фон Шехтер, лейтенант шестого егерского полка.

— Белов, постарайся мальчишку довезти до санитаров, — приказал сотник. — Они его обязательно спасут.

Не дождавшись своих разведчиков, немцы снарядили на поиск конный разъезд. Сотник достойно встретил его — армейское начальство, сидевшее в Руде, так и не дождалось тот разъезд: зажатый в тихом прозрачном лесочке, он сдался без единого выстрела — звероватые казаки в лохматых папахах, ловко сидевшие на таких же звероватых, злобно скаливших зубы низкорослых лошаденках, внушали немцам лютый страх. Страх парализовал немцев.

Вечером, сидя у небольшого костерка в одном из деревенских дворов, сотник с удовольствием отведал рагу из зайчатины, выковырнул застрявшую меж зубов мелкую косточку, сыто рыгнул в кулак и произнес:

— Однако хороший у нас сегодня денек получился.

Казаки, сидевшие у костра, просияли — этих слов они ждали.

Ваше благородие, это дело следует отметить бимбером, — предложил Белов.

— Где взяли этот гнусный напиток?

— Обижаете, ваше благородие. Даром, что ли, мы немецкий разъезд встречали с такой любовью, а? Вот немаки с нами и поделились по-братски, — Белов поставил перед сотником литровую бутылку, заткнутую резиновой медицинской пробкой, — попросили выпить за их здоровье. Что и надо, наверное, сделать... А, ваше благородие?

— Валяйте, — разрешил сотник. — Только имейте в виду — немцы нам сегодняшнего дня не простят.

— Плевать!

— Ночью они могут атаковать Зеленую.

— Плевать, ваше благородие!

— В крайнем случае атакуют утром.

— Тем более плевать. Мы — склизкие, увернемся.

Семенов как в воду глядел. Утром из Руды выдвинулись две длинные колонны с двумя прямо на ходу мирно попыхивающими дымком полевыми кухнями, при четырех орудиях. Сотник оглядел колонны в бинокль, насмешливо покусал ус.

— Что-то старичков среди воинов многовато.

Это ополчение, ваше благородие. Минин и Пожарский, только на немецкий лад.

— Знаю. Ландштурм [16] Ландштурм — вспомогательные части в Пруссии, в Германии, которые в военное время формировались из категории военнообязанных запаса 3-й очереди. В ландштурм входило все мужское население от 17 до 45 лет, ие состоявшее на действительной службе. есть ландштурм. — Лицо сотника приняло озабоченное выражение; он спрятал бинокль в твердый фанерный ящичек, изнутри обитый бархатом, чтобы не поцарапать нежную оптику, и неторопливо забрался в седло. — Отступаем, казаки. Иначе эти старички своей массой расплющат.

Прикрываясь домами, казаки спустились в длинный пологий лог и так, логом, и ушли. Ландштурмисты — их было два батальона — прочесали деревню гребенкой, но ничего, кроме двух костров, залитых казачьей мочой, да нескольких груд свежих конских яблок не нашли.

Ведомые двумя боевыми обер-лейтенантам и, ландштурмисты оставили Зеленую и передвинулись в Журамин. В Журамине русских не было — ни одного человека, это местечко для наших частей выполняло роль этакой станции подскока, промежуточной базы и находилось в своеобразной нейтральной полосе, капитан Бранд в своих картах вынес Журамин за линию фронта, поэтому немцы, довольные тем, что не пришлось стрелять — они вошли тихо, не сделав ни одного выстрела, — расположились в Журамине как у себя дома: заняли обжитые помещения и первым делом решили подкрепиться — даром, что ли, их полевые кухни все это время коптили небо. Запах наваристой, заправленной копченым салом каши долетел даже до Зеленой, куда казаки не замедлили вернуться.