Юрий Мушкетик - Гайдамаки

…На село опускался тихий июньский вечер. Галя сидела на траве и большим зазубренным ножом чистила рыбу. Василь примостился на завалинке напротив неё, смотрел на её ловкие движения и, как всегда, молчал. Галя умышленно высоко подняла рыбину, изо всех сил скребла ножом, отчего рыбья чешуя падала Озерову на колени. Девушка подняла рыбину ещё выше, и несколько чешуек упало Василю на щеку. Он снял их, вздохнул и, ничего не сказав, вытащил кисет. Галя тоже деланно вздохнула и, отбросив локтем за плечи косу, подняла глаза. Вдруг тихий стон вырвался из её груди. Василь испуганно кинулся, думая, что девушка порезала руку. А Галя стояла на коленях против него, опустив вниз облепленные чешуей руки, и испуганно смотрела на кисет.

— Где ты его взял? — чуть слышно спросила она.

Василь удивленно глянул на неё, потом на кисет.

— Это мой кисет… Я его вышивала.

И тут Василь понял всё. Так вот кого выручил он тогда! Жениха Гали.

— Не бойся, жив он.

— Жив? — И Галины глаза вспыхнули радостными искорками. — Когда ты его видел?

— Не так давно. А кисет он мне сам подарил. Возьми, отдашь ему снова.

Василь положил на завалинку кисет и широким шагом пошел со двора. Слышал, как звала его Галя, но не оглянулся. Какая-то незнакомая, неведомая доныне горечь переполнила сердце. Он сам не знал, на кого и за что ему обижаться, не понимал, для чего оставил кисет. Одно чувствовал — вернуться назад он не может.

С тех пор как дед Мусий поселился в лесу, он редко когда наведывался в село. Путь к нему лежал не близкий, да и нечего было ходить туда. Только когда в Медведовку вступили гайдамаки, дед выбрался с лесного хутора и даже заночевал в местечке.

Всё своё свободное время старик отдавал теперь пасеке. Была она у него невелика — всего шесть колод, но работы хватало. Никто не нарушал спокойствия старика, и жили они с бабой Мотрей мирно и тихо. Так мечтал он свой век доживать. Да неожиданно это спокойствие было нарушено. Началось всё с того, что однажды к ним зашли напиться двое каких-то людей. На вопрос старика: «Кто вы такие?» — незнакомцы назвались гайдамаками. Через два дня они появились снова, уже не вдвоем, а вчетвером, и попросили есть. Баба Мотря насобирала огурцов, налила борща, вынесла из чулана завернутый в полотно кусок желтого сала, а дед Мусий угостил чаркой и свежим медом. Гайдамаки благодарили за обед, хвалили борщ и говорили о всяких незначительных вещах. О себе же не рассказывали ничего. Когда старик спросил, почему они тут и где сейчас Неживой, гайдамаки ответили, что они не из отряда Неживого и стоят в лесу особо. В том, что они стоят где-то поблизости, дед Мусий скоро убедился сам: посещения гайдамаками его жилища стали очень частыми. Иногда они доходили только до колодца, но чаще заходили в хату.

А вокруг, и в Медведовке и в соседних селах, ширились слухи, что где-то в волости бродит ватага грабителей. У одного грабители выкрали из чулана одежду, у другого вывели корову и в сапогах перевели через болото, третьего остановили в лесу и забрали коня. Таких случаев становилось всё больше и больше. Люди перестали ездить в лес, боялись на ночь бросать незапертой скотину. Неживой послал в лес несколько небольших отрядов, но они вернулись, никого не обнаружив.

Хотя деда пока никто не трогал, но и он всполошился. Ульи на ночь вносил в омшаник; ложась спать, в головах оставлял топор. Особенно напугал его случай, когда он возле колодца среди гайдамаков из этого неведомого лесного отряда узнал двух своих односельчан.

— Это они злодействуют, — сказал он бабе. — Соберутся, пограбят — и снова по домам. Потому и не видно их по нескольку дней.

— Горюшко! — всплеснула руками баба Мотря. — Они ж и нас когда-нибудь оберут. Надо рассказать в селе.

Дед Мусий задумался.

— Взять у нас нечего. Разве что коня. Отведу я его к кому-нибудь в местечко, а в субботу — на ярмарку. Для чего он нам? Купим по осени на эти деньги корову, хоть с молоком будем на зиму. А сказать бы следовало, только как же ты скажешь? Чем докажешь, что именно они грабят? Гайдамаки — и баста. На горячем их поймать нужно. Скажешь, а они, матери его ковинька, придут ночью и кишки повыпускают.

— Правда твоя, посидим лучше тихо.

— Нет. Я всё-таки их подстерегу.

В субботу с утра дед Мусий продал коня. Возвратившись с ярмарки, бросил на скамью свиту и шапку и, распутывая завязки на постолах, сказал:

— Сегодня они придут к нам за деньгами.

— Кто, гайдамаки эти? — переполошилась баба. — Что ты, мы же их всегда как гостей в своей хате принимали. Будто смирные такие хлопцы.