Сергей Данилов - Барнаул-517

– Давай за ним походим, посмотрим, что он делает…

– А кто пить желает холодной воды колодезной, кружка – копейка!

Галициец однако ничего особенного не делал, в карманы чужие не лез, сильно не воровал, лишь нагловато торговался со всеми, пробуя все подряд. Походя выхватил из бочки соленый огурец, в миг сжевав на глазах возмущенной хозяйки: «на пробу тильки», зачерпнул из одного мешка пригоршню семечек, из другого кедровых орешек уволок, и так шел, посмеиваясь да поплевывая, да отругиваясь. Несколько минут возле рыбного ряда покрутился, цены расспрашивал, хороша ли рыбалка была, потом в угол базарный забрел, где торгуют ношенной одеждой, долго перепирался с мужиком, у которого выторговал сразу три старых, в конец изношенных полушубка, достал бумажные деньги, заплатил, сунул одежку в холщовый мешок, перекинул через плечо, зашагал далее.

– Лето впереди, а хохол замерз, полушубки накупает, – пересмеивались продавцы.

– Небось, турок валахский… что, брат, собрался в плену и следующую зиму сидеть? Мы к осени германцев побьем, домой поедешь…

– Який турок… що брешешь… Купуй сани влитку, – покрякивая и краснея отругивался тот, – а вони нехай будуть… черт его знае, скильки воевати буржуи будуть… Зима Сибирська дуже холодна, а у кожушку и валянках можна и гроши заробитиь… сниг кидати – добре платять, а без кожушка ни-ни, на смерть вмерзнешь…

– Видишь, есть у него деньги, раз полушубки мешками закупает.

– Какие там полушубки, одно название – старые, драные, все в заплатах, ношеные – переношенные… рухлядь…

– А все ж бумажки достал, рубля два отдал, а нам копейку пожалел…

– Бабушка говорила, что галичане народ прижимистый, на базар не покупать, а пробоваться ходят, так напробуются, что и обедать не надо! Она их часто ругает, что лапами своими грязными все захватают, перепробуют, ничего не купят, а когда наедятся, потом еще охают на всю округу, дескать товар плохой, вторые румыны, ей богу, а те, что твои цыгане – два сапога пара…

В это время галичанин вышел с базара и остановился возле большого, крытого фаэтона со скучающим возницей на козлах. Из фаэтона вылез прилично одетый человек, забрал у галичанина мешок с товаром, кинул внутрь, и принялся ругать, похоже за то, что дорого заплатил.

Хохол вскинул руки к небу, призывая бога в свидетели торговой сделки, что цены такие на базаре, потом бросил папаху оземь, и в полном расстройстве чувств уселся на нее сверху.

Андрейка вдруг признал в ругателе немца Фрица, которого бабушка заставила утром съехать с квартиры.

– А ну пойдем к ним ближе, послушаем, чего говорят…

Австриец указывал жестами галичанину немедленно встать и вернуться на базар, покупать что-то еще.

– Купить надо еще пять старых трепаных тулуп! Всего восемь, дурья твоя башка! И не дороже, чем шесть рублей за все! Ты почему так дорого купил: три за шесть рублей, дубина стоеросовая? Я не позволю воровать, хохляцкая твоя морда! – И резко, с разворота въехал галичанину в ухо, да сильно так, что тот завалился на бок.

Во мгновения ока галичанин вскочил, схватил папаху, отбежал на три шага, стал из-за кабриолета оправдываться:

– Будеьте ласкави, пане лейтенант, вси гроши виддав до останнього рубля, хай ему грец! Деруь, гадюки барнульские, три шкури, чертови христопродавци… можете обшукати – нема у меня ни копейки, щоб им ни дна ни покришки. Може на Старому базари спробуемо купити?

– Держи еще три рубля и иди, торгуйся, без пяти полушубков не возвращался. Шнель!!

Андрейка подошел ближе к говорящим.

– Дядя Фриц, воды хотите? Кружка – копейка…

– Есть вода, холодная вода, – запела Клавка пронзительно, – пейте ж воду, воду господа!

– Не господа мы, а товарищи, – громко поправил Краузе.

– А этого дяденьку не ругайте, у него правда копеек нет, мы ему даже воду бесплатно дали испить. А три полушубка он купил за два рубля, они ж все рваные, старые, ветхие, молью битые, только на пугала огородные годятся – ворон пугать…

Немец выпучил глаза, затем быстро схватил галичанина за шиворот, так что с него свалилась папаха и рассыпались бумажные рубли, наподдал коленкой под зад, забрасывая в фаэтон: вор, собака!

Затем развернулся к детям.

– Спасибо, мой честный мальчик. А за воду, которую у тебя выпил мой дурной денщик, я заплачу…

Вытащил из кармана кошелек, осмотрел его внутренности в поисках мелочи, ничего подходящего не обнаружил, и будто не веря в свою щедрость, дал какую-то бумажку Андрейке, а сам запрыгнув в экипаж, схватил вожжи: