Сергей Данилов - Барнаул-517

Коротконогий немец – явно любитель авантюр подобного толка – весьма легко на нее повёлся. «А что, пожалуй, сей бонвиан сгодится на уготованную ему роль в преддверии грядущих событий. Пожалуй, она готова поставить на него, как на «красное».

Докурив папироску, дамочка щелчком отослала окурок в куст смородины, росший у забора, и задорно тряхнула кудряшками.

По непривычно жаркой для апреля погоде, снег в Барнауле давно сошел, ручьи сбежали, горячее солнце основательно прогрело песчаную землю, и, хотя куст находился в вечной заборной тени, почки на смородиновых ветках давно раскрылись в чудно пахнущие листочки.

– Просыпайся, товарищ, – усмехнулась она, радуясь весеннему настроению природы и своим мыслям.

Встала с низкого подоконника, ухмыльнулась простовато, будто играя на сцене деревенскую дурочку в красном сарафане, которая скоро этот сарафан весьма выигрышно потеряет, чем вызовет бешеный восторг мужской публики летнего театра, потянулась недурно сложенным телом навстречу солнышку, раскрыв светилу бритые подмышки, потом рявкнула фельдфебельским басом:

– Штей ауф, комрад, ляха муха!

Во сне Краузе почудилось, что он у себя в австрийском городе Линце, казарме учебного полка, вроде как удрыхся в неположенное время, возможно даже прикорнул на караульном посту.

– Что? – вырвалось все же по-русски.

Фриц злобно выпучил оловянные зенки на невесть откуда взявшуюся гостью.

– Что-что, – передразнила девица, соблазнительно качнув бёдрами. – Пора, говорю, барин, расчет производить. С вас, господин хороший, причитается два рублика за оказанные услуги. Но если возжелаете чего дополнительно… могу еще разок прилечь… на посошок.

И доверчиво заморгала наивно вытаращенными глазёнками по углам скромно обставленный старушечьей комнатки с иконой и лампадкой.

Тоже оглянувшись по сторонам, Краузе не без сожаления осознал, что находится отнюдь не в Линце, и даже не галицийской хате, где дрых сурком накануне пленения, и уж, конечно, не в казарме сибирского лагеря 161 для военнопленных, но в комнате с отдельным входом, которую снял буквально вчера же у некой бабули на окраине сибирского города Барнаула под весьма секретную акцию на проведение которой, наконец, решилось местное немецкое командование в лице полковника фон Штауфе.

Вот только девицу эту легкого поведения за каким чёртом сюда приволок? Да еще распил с ней бутылку? Не сболтнул ли чего лишнего ночью? Откуда только взялась эта рыжая стерва?

Что стерва – совершенно очевидно. А насколько опасна в данной ситуации, необходимо прояснить как можно скорей. Краузе наморщил перебитый в драчливой юности нос, всегда первым чуявший неприятности, который ему совсем недавно подправили в деревне местные парни, и осмысленно заговорил на русском языке без всякого акцента, ибо по рождению являлся подданным российской империи, проведшим детство в Баку, где папа – истый немецкий националист, а дядя – немецкий социалист инженерили на нефтепромыслах Нобиля, фирму которого держал под контролем известный в местных кругах грузин по кличке Коба. Согласно происхождению, Фрицу самой судьбой предназначено было стать наследственным национал-социалистом, и он, как многие другие, давно стал им, то бишь, социализм Краузе полагал сделать государственной религией исключительно для немцев, и блага для народного немецкого социализма должны быть получаемы за счет прочих неарийских, а стало быть, неполноценных народов.

– Ты… кто такая?

– А Дунька мы, всем в Барнауле известная, – с веселой нагловатостью отвечала девица, жеманно поводя плечиками. – Дуня-Дуняша, радость ваша, аль забыли, господин хороший? Сами, небось, пригласили, да прямо с извозчика в постелю доставили прямым ходом на ручках. А таперича вспомнить не могут… мужчина неблагодарный, с утра пораньше с допросами пристает: как да кто? Дед Пихто и бабка Никто…

– Верно, как же… проститутка вчерашняя, припоминаю… Да и прежде… как-то… имел честь… встречаться. Нет? Ладно, барышня. не обижайся…. Я, видишь ли, сам люблю того… «кто не хочет иметь слишком много добродетелей». Так сказал однажды великий гений германского духа Ницше. Кофе есть?

– Кофия, сахарный мой, нету, могу сигаретку предложить. Али вам здесь квартирная хозяйка кофе варит?

– Нет, самоваром в сенцах можно пользоваться… Не вскипятишь ли чайку, прелестная фрейлен?

Однако барышня только мило улыбнулась, и вновь устроилась на подоконнике, потягиваясь с грацией ленивой кошки…