Вячеслав Рыбаков - На мохнатой спине (журнальный вариант)

Дискретный прогресс идентичности… Адаптационная трансформация архетипов…

Я в те времена и слов-то таких не слыхивал.

Лишь много позже я начал понимать, что это не более чем шаманство. Авла-савла-лакавла… Что такое дискретный прогресс? Это значит: у меня в имении прогресс, а вы там в деревне и так перебьетесь. А что такое дискретный прогресс идентичности? Это значит: я мыслю по-европейски и, значит, уже умный, а вы еще мыслите масштабами своего болота и, стало быть, дураки, поэтому то, что говорю я — важно и правильно, а то, что говорите вы — лягушачье кваканье.

Вот так переложишь по-простому, и сразу становится ясно, что ничего нового не произнесено. Все старо как мир.

Понемногу разгорался костерок общей беседы, и каждому перепадала от него толика тепла.

Маша была в ударе, шутила, подтрунивала, восхищалась, с готовностью ахала, хотя по временам мне чудилось, что ее веселое возбуждение имеет некий привкус истеричности. Смеялась она громче и как-то дольше обычного. И стреляла взглядом по сторонам, особенно на Надю: видите? я вся смеюсь, мне весело!

Анастасия Ильинишна оказалась на хозяйстве; домработницы у них то ли не было, то ли ее отпустили на этот вечер, чтобы не замутняла интим. Надя попробовала было взять на себя таскание блюд, обновление салфеток и прочую столовую лабуду, но мама ей не позволила и, чуть вперевалку кружа между кухней и столовой, ласково любовалась, как пригоже и ладно ее дочь и Сережка смотрятся рядом. От молодых будто теплое излучение катилось, то ли инфракрасное, то ли пожестче; солнечный ветер, давление которого я ощущал всей кожей.

Иногда, случайно, мы сталкивались с Надей взглядами, и тотчас они чуть ли не с деревянным стуком отскакивали друг от друга. Но даже глядя в другую сторону, я ощущал их с Сережкой, и когда они дотрагивались один до другого, меня било током.

Первая бутылка перетекла в нас, и тут, как обычно бывает, оказалось, что своей очереди в холодильнике дожидается вторая. Мало-помалу Маша и Анастасия Ильинишна замкнулись друг на друга: а как вы печете? А чем вы приправляете? Я, знаете ли, вот чем… А если в фольге…

Хозяин за столом царил, и царил по праву. Все тосты были его. Он лучился доброжелательностью, он был снисходителен и добр, как Дед Мороз, и столь же исполнен даров. Всех нас он со своих высот называл замечательными, прекрасными, умнейшими из умнейших и достойнейшими из достойнейших. Не знаю, что ему рассказывала о нас Надя; похоже, он, как и она сама в памятный первый вечер, держал меня за кого-то уровня инженера средней руки. Ну, может, если она о дипломатии все же обмолвилась — старшего письмоводителя в канцелярии наркомата. Я ему был не конкурент, и потому он души во мне не чаял.

Слегка захмелели наконец.

Я пропустил момент, когда разговор перестал быть ни о чем. Что-то, кажется, Маша спросила Анастасию Ильинишну насчет телевизора, вернее, кинокартины, недавно прошедшей по телевизору.

— Мы не смотрим, — опередив жену, снисходительно ответил Маше Надин отец. — Не по нраву нам нынешняя промывка мозгов.

— Это как? — спросил Сережка.

Будущий тесть посмотрел на него с удивлением и досадой. Будто сказав нечто совершенно простое, всем известное и очевидное, например «горшок» или «книга», и вполне готовый развивать мысль дальше, он на ровном месте столкнулся с нелепым непониманием; собеседник бестактно прервал его вопросом: «Что такое горшок?»

— Ну, как вам… — явно несколько смешавшись, проговорил ученый. — Вот, скажем, часто говорят об экономических трудностях. В таком, знаете ли, бравурном ключе: мол, преодолеем, превозможём… И в то же время — того еще у нас нету, этого нету… Никто не скажет честно, что мы сами во всех трудностях и нехватках виноваты. Советовали же в начале двадцатых умные люди сдать все в концессии англичанам, французам, американцам, японцам. Сейчас жили бы припеваючи, как сыр в масле катались. И, кстати, не возникло бы никакой угрозы войны, о чем сейчас опять-таки столь много и столь пафосно говорят. Если бы все ресурсы и производственные мощности Союза принадлежали передовым государствам, они бы свою собственность и защищали, потому что кто же расстанется со своей собственностью? Понимаете?

— С трудом, — хладнокровно ответил Сережка.

— Ну, молодой человек, вам просто не хватает кругозора. А может, информированности. Свою историю надо знать! — с доброй улыбкой отец Нади поднял назидательный палец.

Этот человек явно был заточен исключительно на общение с собственными подобиями или теми, кто смотрел ему в рот. С теми, кто либо вообще молчит, либо говорит с ним на одном языке. Если ему попадались иные, он этого даже не понимал.