Владимир Москалев - Гугеноты

— Этого будет достаточно для тебя, Архимед?

Трактирщик взглянул и обалдел от счастья: сумма втрое превышала ту, на которую он рассчитывал.

Шомберг улыбнулся:

— Вижу, что дал тебе лишнее, куриная твоя душа. Но я возмещаю этим ущерб, который нанес тебе тогда, когда пообещал поджечь твою крысиную нору. Ведь ты напугался, правда?

Вместо ответа трактирщик что-то залепетал, развел руками и склонился в поклоне.

— Ладно, веди нас в свои катакомбы. Лесдигьер! Вставай, дружище, нам пора идти, еще немного, и я не смогу подняться по этой чертовой лестнице и усну прямо здесь.

Они поднялись из-за стола и, пошатываясь и поддерживаемые своими подругами, побрели туда, куда повел их мэтр Лено, горланя, будто пьяные башмачники, боевой марш, сочиненный еще во времена короля Франциска.

Утром Лесдигьер поднялся с тяжелой головой, огляделся, вспомнил вчерашний вечер и с удивлением обнаружил, что лежит в постели один. На другой постели, у соседней стены мирно посапывал Шомберг. И тоже один. Услышав произнесенное несколько раз свое имя, он пошевелился и открыл глаза.

— Шомберг, а где же наши дамы? — спросил его Лесдигьер. — Кажется, они покинули нас, даже не спросив нашего разрешения.

— А оно и не требуется им, — ответил Шомберг, опуская ноги с кровати. — Мы получили свое, а они — свое, чего же еще ты от них хочешь?

— Что значит «они получили свое»?

— Они забрали честно заработанные ими деньги и ушли. Сколько было в твоем кошельке?

— Двадцать ливров.

— А теперь загляни в него.

— Он пуст! Она обокрала меня!

— Ты чудак, — ответил Шомберг, натягивая шитые фиолетовые чулки выше колена, штаны и камзол. — Не станет же она, в самом деле, будить тебя чуть свет, чтобы получить заработанное.

— И ты считаешь, она поступила справедливо?

— Никогда не стоит, идя на такое мероприятие, брать с собой много денег. Так эти красотки наказывают тех, кто не знает этого простого правила.

Лесдигьер рассмеялся, вспомнив свое вчерашнее приключение, потом прицепил шпагу.

— Да, но ведь они рискуют попасться на следующий же вечер тем же самым господам, — возразил он.

— Ну и что же? — усмехнулся Шомберг. — Они скажут, что никогда и в глаза не видели того господина, о котором идет речь. Кто докажет обратное? А потому ручаюсь: едва мы спустимся вниз, как увидим наших красоток.

Лесдигьер задумчиво почесал подбородок:

— М-да, тут, оказывается, целая наука. Постой, а как же ты? Ведь у тебя тоже были деньги в кошельке.

— Да, около пяти экю.

— И они?..

— Ушли в том же направлении. Вместе с твоими это составило почти десять экю или около тридцати пяти ливров — вполне достаточная плата нашим милашкам за проведенную ночь.

— Так вот почему ты рассчитался с трактирщиком еще вчера!

— Разумеется, ведь сегодня я уже не смог бы этого сделать. Не забывай, нам пришлось заплатить ему не только за вчерашний ужин, но еще за постель и постой наших лошадей, а также за сегодняшний завтрак. По мне, это лучше, нежели наоборот.

Едва друзья спустились по лестнице, как увидели Бланку и Эльмиру, преспокойно сидящих за столом. Перед ними стояла бутылка с вином, и дымился на тарелках легкий завтрак.

— А вот и наши кавалеры, — произнесла Бланка, потягивая вино из бокала. — Хорошо ли вам спалось в эту ночь, сеньоры?

— Настолько хорошо, что я даже не слышал, как ты ушла, неблагодарная, — пожурил ее Лесдигьер и, сев рядом, тут же получил звонкий поцелуй в щеку.

Вслед за этим Бланка добавила:

— Франсуа, я никогда не забуду этой ночи и всегда готова к твоим услугам, как только тебе этого захочется.

Они обнялись и начали шептаться о чем-то. Шомберг с Эльмирой поступили так же.

Когда кавалеры вышли из трактира, мэтр Лено отозвал в сторону Бланку:

— Ты вылила ему в бокал жидкость, которую я тебе дал?

— Да, до последней капли.

— Он этого не заметил?

— Он был пьян.

— Это на него подействовало?

Бланка рассмеялась, игриво поправив рукой прическу:

— О да, он проявил столько пылкости… и уснул лишь под утро.

— Вот видишь, я же говорил тебе, что этот эликсир незаменим в любовных схватках. Значит, не зря ты поделилась со мной своим заработком.

С улицы послышался звон колокола собора Богоматери. Когда Бланка ушла, мэтр Лено задумчиво поглядел в окно в сторону монастыря Нотр-Дам и негромко проговорил:

— Судя по его словам, не пройдет и суток, как яд начнет действовать. Это значит, что через несколько часов этот красивый дворянчик отдаст Богу душу. Ну что ж, не все ли мне равно, если за это хорошо заплачено.