Евгений Волков - Азарт

– Чему-нибудь и как-нибудь, как сказал поэт, – снова пошутил Бельский, – а если серьёзно, то читаю лекции по истории Древней Греции и продвижению эллинов на восток, к Тавриде, Меотийскому озеру и Танаису. Летом участвую в археологических экспедициях в Северном Причерноморье, так что круглый год занимаюсь любимым делом.

– А значит чувствуешь себя счастливым человеком?

– Пожалуй.

– И по-прежнему не намерен пока начинать семейную жизнь?

– Вот стану профессором – тогда и женюсь! – беззаботно ответил Бельский.

Прапорщик слушал друга, в глубине души представлял себя на его месте – спокойная размеренная жизнь в Первопрестольной, университет, лекции, летние поездки на юг. Но не слишком ли аккуратно и строго всё регламентировано, не скучно ли заниматься рутиной день за днём, месяц за месяцем, год за годом?

Побеседовав ещё с час и затем расплатившись щедро, решили пройтись пешком по центральным улицам города. Морозная пыль торопящихся куда-то троек и пароконных экипажей, луна, круглая и бледная, в полнолуние взамен фонарей с дорогим керосином освещённые её лучами тротуары, нарядные витрины магазинов на Кузнецком и на Тверской историку настроение подняли, а офицеру навеяли печаль. Прощаясь с Бельским у входа в гостиницу, Лансдорф сказал:

– Как знать, Алёша, может быть встречались мы в последний раз, так не поминай меня лихом, если что…

Бельский ответил взволнованно:

– И думать об этом не смей, жду нашей новой встречи и надеюсь увидеть тебя живым и здоровым, в новом звании и с орденом на груди.

Прапорщик тихо проговорил:

– Я тоже на это надеюсь, но всё в руках Всевышнего. Прощай, Алёша, Бог даст – свидимся.

Обнялись крепко и Лансдорф скрылся за гостиничной дверью. Алексей Васильевич, медленно двигаясь по Тверской улице в сторону Страстного монастыря, размышлял о превратностях военных действий, когда жизнь или смерть генералов, офицеров и солдат зависели от множества случайностей. Порой Бельский жалел, что в юности слабое здоровье не позволило ему после выпуска из кадетского корпуса выбрать военное учебное заведение для продолжения образования с последующей службой в гвардейских или армейских частях, которой посвятили себя его рано умерший отец и погибший в Крымской войне дед. Поездки на раскопки, физический труд, жаркое южное солнце и целебный степной воздух лёгкие излечили быстро, но офицерский мундир остался недоступным, поздно было начинать всё с начала.

Через сорок минут, добравшись на извозчике до доходного дома на Ордынке, Бельский поднялся по грязноватой лестнице на третий этаж, отпер входную дверь и вошёл в прихожую небольшой квартиры, которую снимал уже несколько лет. Пожилая кухарка Лукерья оставила ему ужин на столе в кухне, но есть после трактира совсем не хотелось. Он зажёг свечу, сел у окна, задумался, глядя на светлый диск в ночном небе. В отличие от Лансдорфа, Бельский в дальнейшем мог рассчитывать только на себя. Родители скончались давно, подмосковное поместье продали для уплаты долгов. Во время учёбы в университете Алексея поддерживал финансово холостяк-дядя, надворный советник по почтовому ведомству, но после получения высшего образования племянник от этой помощи вежливо отказался. Потребности у него были скромные, одному зарплаты хватало, но вот семью содержать выглядело проблематично. Другое дело – получить кафедру, стать профессором…

С недавних пор подобные планы грозили превратиться для Бельского в idee fixe. Три месяца назад в доме дяди познакомился Алексей с его давним приятелем Иваном Петровичем Давыдовым, учителем истории и директором мужской гимназии. Нашлось немало общих тем для разговора, рассказы Алексея о находках в древних курганах в донских и кубанских степях добродушного, эмоционального, словоохотливого Ивана Петровича очень заинтересовали. Приглашённый Давыдовым в гости, Бельский был представлен жене и дочери хозяина уютного дома в одном из арбатских переулков. Ирина Ивановна, миловидная стройная блондинка, произвела на доцента сильное впечатление. Он продолжил бывать у Давыдовых, дважды посетил с девушкой премьеры в Малом театре, с каждой новой встречей всё более убеждаясь в её уме, образованности, чувстве юмора. Влюбившийся всерьёз Бельский готов был хоть завтра просить руки Ирины у её родителей, но порыв этот сдерживал денежный вопрос. Положим, месячный доход доцента в сто двадцать рублей превышал учительский оклад, не достигающий и ста, но экстраординарный профессор получал двести рублей в месяц, а ординарный – триста. Только такая перспектива могла обеспечить его будущей жене и их детям достойную жизнь в Москве.