Илья Немцов - Багровый закат

Этого Давид уже не мог выдержать и, недоверчиво, спросил:

— А не мажут ли римляне также и на хлеб этот самый асфальт… вместо масла?

— Ничего подобного я не слышал, — чуть насупившись, ответил Ицгар. — Ты попросил? Я рассказал.

Некоторое время оба молчали.

Следуя за стадом, друзья подошли к зарослям колючего кустарника. Ицгар издали увидел висевшие на ветках красновато-желтые плоды. Они напоминали небольшие глиняные кувшинчики, которые Элька ваял для лечебных и ароматических мазей.

Видя, с каким интересом Ицгар рассматривает кустарник, Давид, чувствуя необходимость загладить нанесенную другу обиду, сказал, что это бедренец и тут же попросил срезать охапку зеленых веток с висящими на них "кувшинчиками". Сам же высек огонь и разжег небольшой костер.

— Теперь брось эти ветки в огонь, — предложил он Ицгару.

И, хотя ветки были полны зеленых листьев, они, подобно выстоявшемуся сушняку, мгновенно вспыхнули. Вспышка сопровождалась раскатистым треском горящих "кувшинчиков". И Давид, прислушиваясь к этому треску, в свою очередь, рассказал Ицгару, как однажды его отец Шмуэль положил в огонь кузнечного горна охапку именно таких веток с множеством "кувшинчиков" и они затрещали и разом сгорели. В горне ничего не осталось — ни пепла, ни тепла…

— Вот почему в народе говорят, что болтовня глупых людей напоминает треск бедренеца под котлом, в котором варится суп.

— В этих местах, — рассказывал Давид, — мы срубили для дома Шифры несколько сикомор. Римляне часто используют это прочное дерево в строительстве. В дождь оно не намокает. Не пересыхает даже в самые сильные хамсины. Дерево сикоморы, — заключил Давид, — хорошо сохраняет тепло зимой, а в летний зной — прохладу.

Так, в незамысловатых разговорах и постоянных переходах прошел день.

Домой они возвращались, когда солнце склонилось к западу. Давид неторопливо обошел стадо. Осмотрел овец. Особое внимание обратил на самок, готовившихся подарить ему новых ягнят. Все они сгруппировались вокруг вожака, возлежавшего на огромном плоском камне.

Овец не надо было гнать. Насытившись сочной травой и отдохнув, вожак стада — крупный и решительный козел, не ожидая команды пастуха, неторопливо поднялся и направился в сторону Модиина. За ним потянулось стадо.

Здесь же, у ручья Давид и Ицгар нарезали для дома по небольшой охапке ветвей душистого вереска — мирта. Они немного задержались, рассматривая группу медлительных аистов, охотившихся у ручья. Заметив людей, птицы не взлетели, лишь немного отошли и недовольно защелкали огромными желтыми клювами.

Проходя мимо хрупких кустов крушины, Давид остановился. Он обратил внимание Ицгара на множество ягод, усеявших эти кусты.

— Ты знаешь, как называются эти ягоды? — обратился он к Ицгару, забывшему недавнюю размолвку.

— Да, — уверенно ответил Ицгар, — собачьи.

— Верно, — кивнул Давид. — Если сварить эти ягоды и их соком натереть серебряный шекель, он будет блестеть как золотой. — И тут же, с улыбкой спросил:

— Хочешь, я сделаю для тебя золотой шекель?

— Хочу, — ответил Ицгар, — но… сначала сделай для меня серебряный.

Оба рассмеялись.

Имя Эльки — гончара из Модиина, как и его отца, светлой памяти, Эльазара бен Рехавама, с годами становилось все более и более известным. Если покупатель был заинтересован в хорошей кружке, тарелке или кувшине, он искал на донышке изделий маленькую печатку "Алеф— Алеф", используемую Элькой.

Тем не менее, на обширном дворе гончарных мастерских скопилось немало изделий с этой самой печаткой.

Тяжелая, полная лишений жизнь односельчан, не позволяла им покупать даже самую необходимую кухонную утварь. Это положение еще больше осложняла трехлетняя засуха и непрерывно увеличивавшиеся римские налоги. Римляне не делали скидок на засуху. Долги росли.

Элька не раз пытался отвозить изготовленные им горшки, амфоры, кружки, тарелки на рынки Иерусалима, Лода, Рамлы, Яффо. Но, как правило, возвращался без существенной прибыли. Все уходило на оплату охраны небольшого каравана, хотя римские власти тщательно контролировали дороги Иудеи.

Нелегко было и с местными продавцами-перекупщиками. Они бессовестно занижали закупочные цены, в то время как сами продавали элькины изделия в два-три раза дороже.

Элька нуждался в постоянном заказчике, готовом платить справедливую цену. И такой заказчик, наконец, появился. То был Маний Аквилий Гай — офицер-интендант Пятого легиона, расквартированного в Эммаусе.