Владимир Савченко - Тайна клеенчатой тетради

Семен и чернобородый одновременно вздохнули.

— Николай Васильевич, у нас теперь мало времени, мы зашли на минуту, — сказал Семен. — Теперь вы будете встречаться со мной и вот… Петровым Алексеем Алексеевым, — показал он на чернобородого, тот учтиво склонил голову (Клеточников мельком глянул на него, лицо Петрова показалось ему знакомым). — Он будет заходить к вам сюда или вы к нему, он живет за Александринским театром…

— Фонтанка, сорок семь, квартира пятьдесят один, — предупредительно назвал адрес Петров.

— А как же Елизавета Ивановна? — спросил Клеточников и вдруг замер, пронзила мысль, что ведь и о ней может сейчас услышать роковую весть.

— С Елизаветой Ивановной вы, вероятно, тоже будете встречаться… потом, — поспешно ответил за Семена Петров.

— Что с ней? — спросил Клеточников, обращаясь к Семену.

Семен сказал, помолчав, отведя взгляд в сторону:

— Я знаю, что она сегодня должна была быть у вас. Она не смогла прийти, потому что… сами понимаете, когда она узнала об аресте Саши… Она в плохом состоянии, ее увезла к себе сестра…

— На Аптекарский? — испуганно спросил Клеточников. — Но ведь… — он хотел сказать, что Анну давно разыскивают и за квартирой ее родственников на Аптекарском острове ведется постоянное наблюдение, об этом он в свое время извещал народовольцев, — там Анна не должна появляться.

Семен нахмурился:

— Ей нельзя было оставаться на комитетской квартире. В ближайшие дни, конечно, постараемся ее устроить, а пока… — Он странно присматривался к Клеточникову и вдруг сказал: — Но вы, пожалуйста, не надумайте там появиться. Ни в коем случае, Николай Васильевич, прошу вас. — Он встал. — Я завтра загляну к вам, в девятом часу.

Взяв со стола свечу, Клеточников пошел проводить гостей в переднюю. Прощаясь у двери с Петровым, он вновь обратил внимание на суровое выражение его лица, в котором, однако, было и что-то противоречившее этому выражению, — было в выразительности просторного, необычайно развитого, с большими буграми лба, в больших серых глазах, которые смотрели теперь на Клеточникова ласково и с участием. И вдруг он вспомнил, где видел это лицо, — на фотографической карточке в секретном отделе. Перед ним стоял Николай Колодкевич, член Исполнительного Комитета; о нем Клеточников много слышал от Михайлова.

На другой день Клеточников узнал подробности арестования Михайлова. Дворник был схвачен на улице, после посещения фотографии на Литейном, где получил дюжину заказанных им ранее карточек политических каторжан Гервасия и Боголюбова и где полицией была устроена засада. О том, что за этой фотографией и еще за несколькими на Невском, где Дворником некоторое время назад были заказаны снимки с карточек осужденных революционеров, установлено секретное наблюдение, Дворник знал от Клеточникова, который еще в середине ноября сообщил об этом. Почему же он пошел туда? Конечно, думал Клеточников, выручить снимки павших товарищей было важно, но как можно было идти на такой риск в условиях, когда совершенно ясно было, чем это могло кончиться? Это было непонятно, мучила мысль о какой-то нелепости, пустяке, погубившем Дворника, — об этом было оскорбительно думать, за Дворника оскорбительно.

И еще мучила мысль об Анне, сердце начинало болеть, как только он представлял ее себе, подурневшую, почему-то в детской длинной рубашке… Весь день он не находил себе места, не мог дождаться вечера; и чем ближе подходил вечер, тем томительнее делалось ему: мысль, что и до Анны могут добраться, и, может быть, именно в этот вечер, когда еще ее можно спасти — и кто же может ее спасти? — он и может спасти… доберутся и запрут ее со всей ее безысходной мукой в каменный сырой каземат, оденут в грубую, колючую мешковину, будут каждый час подходить к ее двери, заглядывать, зевая, в глазок… эта мысль была нестерпима… Не дождавшись конца дня, передал срочную переписку помощнику, велев сказать Кирилову, если спросит его, что поехал по делам, и поехал к Анне.

…Никого как будто не было ни на улице, ни во дворе, когда он шел к знакомому флигелю. Ему открыла молодая дама, миловидная, похожая на Анну, возможно ее сестра, не удивилась, когда он спросил Анну, и молча показала ему наверх. Еще какие-то две дамы были в передней, и они тоже молча посмотрели наверх.

Он поднялся по деревянной лестнице. Анна, одетая, причесанная, быстро ходила по комнате, обхватив себя руками, как бы стискивая себя, будто сдерживая распиравшие ее гнев и раздражение. Она напустилась на Клеточникова, едва он вошел, — быстро заговорила горячим полушепотом: