Пётр Африкантов - Саратовские игрушечники с 18 века по наши дни

– Так большое войско недавно вам встретилось?

– Устали ждать, когда пройдут, – выпалил Африкант, никак не ожидая от себя такой прыти. Хотя он и не говорил с казачьим офицером, но мысль, им высказанную в разговоре с барином уловил. «Пытается узнать сколько встретилось наших войск и куда идут»,– подумал Африкант, глядя на француза.

– Ну-ну. – Француз пощипал усы и спросил Африканта снова. – Значит много, говоришь, войска прошло?…

– В жисть столько не видал.– Опять, не моргнув глазом, сказал Африкант.

И что на него в это время такое нашло неизвестно, только врать он никогда не умел, не принято это было не только в семье, но и в деревне. Побалагурить – всегда, пожалуйста, на вечеринке небывальщину рассказать – тоже, а вот чтоб на прямой вопрос незнакомому человеку ответить неправдой – такого никогда не было. Африканту было лучше собственного языка лишиться, чем пойти на враньё, а тут!

Подошёл ещё один офицер, показал на барских лошадей. Что-то сказал по-французски. Африкант понял, что советует их коней забрать. На что первый офицер поморщился и что-то резко сказал подошедшему. Тот попытался ему противиться, но первый офицер, глядя прямо и жёстко ему в глаза, медленно и врастяжку проговорил весьма длинную фразу. Отчего второй офицер, всё же не согласный с первым, но вынужденный подчиниться, что-то ответил. Между французскими офицерами вспыхнул, как показалось Африканту, неприятный разговор. После этого разговора оба наполеоновских офицера не торопясь поехали в сторону, где скрылись казаки. За ними двинулась и вся масса конников. Французский авангард шёл по дороге на Тулу. Один из драгун изо всей силы ударил Звёздочку вдоль спины, та от неожиданности присела, а затем от испуга взвилась, рванулась вперёд, карета дёрнулась с места и понеслась, Африкант изо всей силы тянул вожжи, пытаясь остановить испуганных лошадей, а сзади слышался хохот французских кавалеристов.

Не знал Африкант французского языка, а если б знал, то услышал бы такой диалог:

Второй офицер. Надо, Антуан, у этих русских лошадей карету забрать.

Первый офицер. Слышишь, Моро. Ты уже не раз говоришь мне те вещи, которые я не приемлю. Я тебе ещё раз повторяю, что в роду Готье никогда не было грабителей…, никогда. Для нас всегда честь была превыше всего.

Второй офицер. Но, другие, Антуан, это делают, да и император не только разрешает, но и велит делать всё, что идёт на пользу великой армии!

Первый офицер. Возвращайся к своим драгунам. Я тебе запрещаю грабить. Если ты пожалуешься на меня маршалу, то я и ему скажу то, что сказал сейчас тебе… Я не грабитель с большой дороги, а боевой офицер.

Второй офицер. Как знаешь. Ты командир. Только я выразил волю императора…

Первый офицер. Воля императора, как я понимаю, – разбить войска Кутузова, что я и делаю. И меня никто не может упрекнуть в трусости ни под Смоленском, ни под Бородино. Брать редуты неприятеля это не с безоружными воевать. Иди, Моро, к своим драгунам и не серди меня больше.

Последней фразой потомок рыцарей Готье, явно уколол Моро, который в Бородинском сражении простоял в запасном полку, который Наполеон так и не ввёл в сражение. Антуан же не раз водил своих драгун на неприятеля, атакуя с фланга багратионовские флеши и положил на этом проклятом поле половину своего подразделения. Потом, этот барин и его холоп дали французам очень полезную информацию. И если этот прощелыга Моро донесёт маршалу о случае на дороге, то ему, Антуану, есть что сказать. И тут он подумал: «Исходя из сложившейся ситуации, двое русских – барин и его кучер подтвердили его догадку, что впереди них движется не кучка казачков, а арьергард русской армии, прикрывающий армию Кутузова с тыла. Эта информация стоит многого. Эти русские не могли сговориться, Антуан разговаривал с барином на французском языке. Ямщик – обыкновенный крестьянин и французского языка, понятно, не знает. Ясно, что ямщик не может знать движется это один русский полк или три полка. Ценность в его информации заключается только в том, что русский ямщик устал ждать, когда войска пройдут, чтоб начать движение дальше. И это, «устал ждать, когда пройдут», было для Антуана важнее всего. За эту информацию русскому бородачу можно бы было и орден на шею повесить от главнокомандующего французской армии, да ещё и отсалютовать. И ещё Антуан был горд тем, что это они, драгуны маршала Даво, нашли русскую армию, которая будто растворилась, выйдя из сожжённой Москвы. Оказывается армия Кутузова здесь, она перед его кавалеристами, отступает по дороге на Тулу. С военной точки зрения это разумно. Тула – кузница русского оружия, наверняка там его большие запасы; есть чем вооружить пополнение. Зачем армию было искать по дороге на Владимир, зачем её искать по дороге на Рязань? Эти дороги при отступлении ничего не дают Кутузову. Были горячие головы, предлагавшие армию русских искать в направлении Петербурга, полагая, что она обязательно будет прикрывать новую столицу русских. – Глупцы! Сердце России не Петербург. Петербург – резиденция русских царей, начиная с Петра, и только, а душа русского государства здесь, в Москве. И прав Император, что двинул свои войска не на Петербург, а на Москву, хотя Петербург ближе. Поразить душу русских, это самое главное, а голова без души сама отомрёт» и Антуан улыбнулся своей мысли. В душе он мнил себя стратегом и ему нравилось, что его размышления совпадают с стратегическими замыслами великого полководца Банопарта, равного которому нет в современном мире. Улыбнулся он ещё и тому, что представил, как конники Мюрата рыщут по Рязанской дороге, отыскивая армию Кутузова, надеясь, что именно им удастся первым найти русских. «Что ж, ищите, господа. Представляю, как у этого выскочки Себастиани, командующего Мюратовским авангардом, вытянется лицо, когда он узнает, что удача обошла его стороной».