Юрий Когинов - Отшельник Красного Рога. А.К. Толстой

Однажды, когда к нему прямо изволила обратиться императрица с укором на его строптивость, ответствовал: «Нехотя повинуюсь...»

А что потом? Известно — прошение об отставке. Однако — с гордо вскинутой головой...

Росла гордыня непомерная: коль вы такие, то мы вам не слуги.

Когда принял трон Павел, возвращавший на службу тех, с кем по разным причинам не поладила мать, надменно отказался Алексей Разумовский от его предложения вернуться в Сенат.

Образованный, утончённый ум искал точку приложения и нашёл: ботаника. В полученных от отца имениях — сначала в подмосковных Горенках и Перове, затем в малороссийском Почепе и вокруг него — всерьёз занялся садоводством и парковым искусством. Не жалел денег — выписывал учёных, различные экзотические сорта декоративных и плодовых деревьев, кустарников, трав... И преуспел: ботанические сады и оранжереи удивляли соотечественников и иноземцев. Объединил вокруг себя единомышленников и основал первое в России общество испытателей природы.

Наверное, и мимо Александровых предложений вернуться к государственным деяниям прошёл, если бы не мелькнувшая мысль: выпросить для природоиспытательского общества титул императорского. Но для этого пришлось принять предложение молодого императора стать попечителем Московского университета.

Злые языки болтали: Разумовского оторвали от теплиц, чтобы поставить во главе рассадника просвещения.

Ладно, брешите что ни попало, думал он про себя тогда, а только у царствующей династии свой интерес, у него, Разумовского, — тож.

При всём же при том — удовлетворение самолюбия: на поклон — не сам, а он — внук Екатерины...

Собственно, с неё, самозваной государыни, вся эта сумятица и началась в душе и уме: если бы не отец, гетман и президент академии, не видать бы развратной чужеземной бабе российского престола и неизвестно, на каком монастырском подворье, где из кельи — лишь краешек неба, могла бы окончить она, заговорщица, свои дни...

Однако гетман — и великая княгиня, ставшая императрицей... Даже теперь поставь имена рядом, произнеси вслух связанную с ними тайную мысль, сочтут сумасшедшим. Но — было! Тут уж, как говорится, ни убавить, ни прибавить...

В ту пору, когда Ангальт-Цербстская принцесса с тремя заношенными платьями в сундуке и матерью-побирушкой прикатила в Петербург, на неё, тьфу, стыдно было смотреть. Гусыня щипаная, а туда ж — невеста внука Петра Великого, наполовину тоже, прости Господи, немчика, наследника российского престола... Но поди ж — Елизавете Петровне, взявшей на себя патронаж над племянником, сыном старшей сестры Анны, невеста приглянулась — не дура оказалась принцесса, поняла, что всё поставлено на карту. Такая фортуна одной из миллионов не выпадает, только в сказках встречается, а тут с ней — всё наяву.

Коротко, хитрая и смышлёная гостья из германского города Штеттина обворожила и ненаглядного супруга императрицы Елизаветы — Алексея Григорьевича.

Эх, дядя, родной дядя Алёша, можно сказать, некоронованный монарх, куда ж ты глядел, кого подпускал к престолу? Ай не чуял своим природным хохлацким умом, куда скакнёт эта неуклюжая девчонка-подросток по имени София Августа Фредерика, или просто Фике, как звали её там, у себя, в Германии?..

Но ладно бы один дядя приложил руку к её возвышению. На трон-то её возвёл отец — гетман и президент, он же командир лейб-гвардии Измайловского полка!

То было ранним июньским утром семьсот шестьдесят второго года, когда в слободе Измайловского полка граф Кирилл Григорьевич обратился к дрожавшей от возбуждения и от несхлынувшей ночной прохлады пока ещё просто императорской супруге:

— У меня в Петербурге две силы — Академия наук и Измайловский полк. Наука сейчас бессильна, зато верная опора твоя, матушка, — солдаты и штыки... С Богом!..

И через мосты Сарский и Новый — в столицу, ко дворцу.

Но и вторая сила, наука, проявила себя. Пока гвардия во главе со своим командиром и без пяти минут самодержицей российской Екатериной Алексеевной скакала по Невскому, в городе, в подвалах академии, печатный станок уже оттискивал слова манифеста: «...Промысл Божий», «избрание всенародное...».

Да, если бы не он, батюшка, гетман и президент, неизвестно, как завершилось бы противостояние Екатерины и её муженька, внука великого деда, императора Петра Третьего, убиенного, можно сказать, если не собственными руками бывшей Фике, то уж точно — руками её фаворитов Орловых.

Однако тех, кто знает их сокровенное, тираны не забывают. Уже томились в темницах претенденты мнимые и законные. Ждала: вдруг заявят свои права Разумовские? Всегда ведь те, кто совершает вероломство, полагают эту черту прежде всего не в себе, а в других.