Юрий Когинов - Отшельник Красного Рога. А.К. Толстой

— Право, несколько часов не сделают вам никакой разницы, — улыбнулся Себастиани. — Даю вам слово, что поутру вы будете между своими.

В ту ночь шинель служила Перовскому подушкой и пол постелью. Заснуть сразу он не мог — возникла мысль немедленно спастись бегством. Но для этого надлежало пробраться мимо нескольких часовых в избе и вокруг неё, потом через многолюдные биваки, где в ту ночь многие из оцепления не спали, а сидели вокруг огней. Его обязательно бы остановили, привели вновь к Себастиани и тогда непременно сочли бы за шпиона и могли расстрелять без всякого суда. Благоразумней всего в создавшейся обстановке оставалось ждать — не был же он пленным, при нём была сабля и боевой конь, на нём полная офицерская форма.

Утром, как и обещал, генерал отослал Перовского со своим адъютантом в Москву, к Мюрату. Узнав же, что родные Василия имеют в городе большой собственный дом, Себастиани тут же отрядил несколько солдат для охранения усадьбы.

Хотя неприятель уже занял столицу с вечера, за Серпуховской заставой и в Немецкой слободе не было французов, и первыми из них оказались те, которых выделил генерал.

Они сразу вошли в дом на правах хозяев, громко распоряжаясь, обследовали жилые комнаты и погреба, выволокли во двор мебель, всё, что осталось в гардеробах и сундуках из одежды, съестные припасы и нагрузили трофеями повозки, которые с ними пришли. Сами же принялись поглощать вино и снедь, обнаруженные в доме в больших количествах.

Во многих местах города уже начались сильные пожары, приближавшиеся с каждым часом и к Новой Басманной. Посреди ночи пламя вот-вот грозило перекинуться на усадьбу. В эти часы Перовскому очень хотелось, чтобы запылал и его дом и вся вражеская шайка, которая в нём обосновалась. Но адъютант генерала, приставленный к нему, бражничавший с солдатами всю ночь, убеждал, что они строго выполняют приказ своего патрона и не дадут погибнуть такому прекрасному особняку.

И впрямь, вокруг и совсем рядом пылали крыши, из соседних окон выбивалось пламя, а солдаты, хотя и были пьяны, избавляли себя и здание от огня.

Когда Перовского через день наконец доставили к Мюрату, тот готовился куда-то ехать. На нём были красные сафьяновые сапоги с короткими голенищами, золотые шпоры, белые панталоны, камзол из парчи и шляпа с разноцветными перьями. Сбоку в ножнах торчал короткий римский меч с перламутровой рукояткой, осыпанной драгоценными камнями. Таков был сын трактирщика, король Неаполитанский, самый любимый маршал Наполеона.

— Вы участвовали в деле при Бородине? — спросил он. — О, как бы мне хотелось с вами поговорить! Мы, воины императора, дрались как львы, но и вы, русские, проявили завидную храбрость, хотя, бесспорно, уступили нашему непобедимому мужеству. Случится у меня свободное время, я обязательно велю привести вас к себе.

— Но мне надо быть уже у своих, — настойчиво напомнил Перовский.

— Как, разве вы не пленный? О да, охотно верю, что Себастиани обещал вас отпустить. Но это теперь зависит не от меня. Вам надобно непременно снестись с маршалом Бертье, я прикажу проводить вас к нему.

На дворе уже не оказалось ни лошади Перовского, ни адъютанта, который его привёл сюда. Пешком с сопровождающим он направился в Кремль. На всём пути улицы были завалены выброшенными из окон вещами, в стенах домов то тут, то там бушевало пламя, дым ел глаза.

Во дворе Кремля несколько солдат окружили нашего полицейского пристава. Через переводчика его грозно спрашивали: кто поджигает город и почему недостаёт противопожарного инвентаря. Перовский тотчас вмешался и объяснил, что чиновник не может отвечать за беспорядки, в которых, может быть, повинны и их, французские, солдаты. В ответ ему были слова:

— Этот полицейский чиновник будет повешен или расстрелян. Так великая армия станет поступать с каждым русским, которого найдёт на свободе и в форменном мундире.

Бертье не взялся решать судьбу Перовского и направил его к принцу Экмюльскому, как величали маршала Даву. Тот встретил Василия разъярённо:

— Вам меня не обмануть! Вы уже были раз взяты в плен под Смоленском и бежали. И вы увидите теперь, как мы поступаем с людьми, которые стараются нас провести. — И, обращаясь к адъютанту: — Прикажите призвать унтер-офицера и четырёх рядовых, чтобы расстрелять этого негодяя.

— Уверяю вас честью, — твёрдо заявил Перовский, — что в первый раз нахожусь в вашей армии, и вижу, что и одного раза для меня слишком много.