Ирина Костина - Капкан на принцессу. Книга третья

– Признаться, мне не хотелось бы об этом говорить, – Левенвольд столкнулся с требовательным взглядом Остермана и, покрутив серьгу, нехотя, ретировался, – Ну, да, впрочем, так и быть. Расскажу. Недавно в императорский театр прибыла новая труппа во главе с актёром парижского Итальянского театра Карло Бертинацци. И второго дня мы с Натальей Лопухиной были на постановке. С нами поехали сёстры Трубецкая и Ягужинская.

– И что Вы находите в этих пошлых итальянских постановках? – поморщился канцлер, – Одно дурачество – и только!

– Лично я – ничего. Но дамы без ума от итальянцев.!А княгиня Трубецкая, доложу Вам по секрету, даже завела интрижку с одним из актёров.

– Срам какой!

– По этой причине она с супругом в театр ездить не может. И теперь постоянно просит Лопухину и меня сопровождать её. Наталья в последнее время дружна с Трубецкой. И потакает её прихоти. Но в этот раз с нами напросилась ещё и Ягужинская. И было большой ошибкой взять её с собой.

– Почему?

– Да потому, что её муженёк – ревнивое животное!! Вообразите, он ворвался в гримёрную комнату артистов в то время, когда мы все четверо были там. И устроил погром! Хотя ни Анна Гавриловна, ни я с Натальей Фёдоровной не были уличены им в непристойном поведении, но попасть под горячую руку разгневанному Ягужинскому – это, скажу я Вам, незабываемое событие! Врагу не пожелаешь!

Левенвольд осёкся, заметил, как Остерман, слушая его, вдруг начал тихо и мстительно хихикать.

Двигаясь далее по коридору дворца, граф Ягужинский заметил среди министров и генералов князя Трубецкого, и подошёл ближе:

– Никита Юрьевич.

– Павел Иванович! Примите мои искренние поздравления с новой должностью! – торжественно произнёс тот.

– Благодарю, – отозвался Ягужинский, – Вы приглашены на раут?

– Так точно.

– Есть у меня к Вам один деликатный разговор. Не откажете?

– Извольте.

– Отойдём, – предложил Ягужинский, увлекая князя в дальний угол.

Они уединились за колонной.

– В виду того, что наши жёны приходятся друг другу сёстрами, то и мы, стало быть, с Вами друг другу не чужие, – начал граф, – Я – человек прямой, витиевато высказываться не умею. Поэтому не обессудьте, Никита Юрьевич, но мой Вам совет – приглядите за супругой!!

И, наблюдая полное недоумение в лице князя, решительно взял его под локоть:

– Э-э, да Вы, я вижу, никак не возьмёте в толк, о чём я. Супруга Ваша Настасья Гавриловна, через сестрицу свою, с недавнего времени в подругах у Натальи Лопухиной. Сия особа, как всем известно, не обременена строгостью нравов. И дружба с нею ни к чему хорошему привести не может. Повадились они вечерами в театр кататься к итальянцам.

Трубецкой простодушно повёл плечами:

– Что жена моя ездит в театр с Лопухиной и Левенвольдом, мне известно. Я ей в том не препятствую.

– А известно ли Вам, чем они там занимаются?

– Наблюдают театральные постановки, я полагаю. Нынче это вошло в моду.

Ягужинский укоризненно покачал головой:

– Святая Вы простота! – и тут же спохватился, – Вы только не подумайте, что я сплетничаю! Напротив, я предупредить Вас желаю, во избежание неприятностей!

– Каких?

– А таких! Супруга Ваша не театром увлечена, а итальянским актёром по имени Марио!!

И, видя нарастающее возмущение князя, моментально осадил его:

– Тише, тише! Я оттого имею в том уверенность, что видел всё собственными глазами!

– Вы?!

– Моя Анна Гавриловна недавно, знаете ли, тоже выпросилась с ними в театр. А я, имея скверную привычку никому не доверять, приехал следом, чтобы встретить её после спектакля. А, когда все зрители покинули здание, а моей ненаглядной среди них не оказалось, я разволновался и пошёл искать её в подсобных помещениях театра. И оказался невольным свидетелем отвратительной сцены пребывания всех трёх подруг за кулисами в гримёрной комнате этих комедиантов!

Никита Юрьевич закрыл рукой глаза:

– Боже, какой стыд…

– И, если Лопухина с Анной, в присутствие Левенвольда, лишь фривольно кокетничали с итальянскими актёришками. То Настасья Гавриловна в это время находилась в отдельной комнате наедине с этим…

– Довольно! – вскричал Трубецкой, бледнея и покрываясь испариной.

– Друг мой, держите себя в руках. А то Вы, неровен час, в обморок упадёте.

И Ягужинский подвёл Никиту Юрьевича к окну, распахнул створку, давая доступ свежего воздуха. Видя, что тот отдышался, продолжал:

– Анну-то я вожжами выпорол дома! В театры для неё теперь дорога закрыта раз и навсегда!! Хоть она и клялась меня слёзно, что ничего, кроме кокетства, себе не позволила. И умоляла не выдавать её сестрицу. Ну, да я ей в том слова не давал!! И считаю своей прямой обязанностью Вас, Никита Юрьевич, упредить!