И ее ненависть, о которой вскоре узнал Пальмерстон, могла положить конец его политической карьере. В 1850 году к тому же оказалось, что внимание публики к нему ослабло, а политика поддержки волнений за границей и дикие требования во имя соблюдения прав англичан утратили свою магию для палаты общин. Дон Пасифика, португальский еврей, родившийся в Гибралтаре, и потому подданный Британии, потребовал компенсации у греческого правительства после того, как его дом в Афинах был разграблен толпой.
Греки отказались выплатить ему компенсацию. Вмешалось Министерство иностранных дел ее величества, и Англия оказалась под угрозой войны.
Тотчас над головой Пальмерстона разразился шторм негодования. Как заявили Расселу Виктория и Альберт, они не сомневаются, что выдвинутое против министра иностранных дел обвинение пройдет в палате общин большинством голосов. В убежище своего кабинета, Пальмерстон, на сей раз без всякого шума, выжидал, крутя свои крашеные бакенбарды и тихонько посвистывая. Он понимал, что его враги уже считают его свергнутым. Он также знал, что бедный старик Рассел, которому никогда не доставалось достаточно внимания, ревновал его к славе и был бы доволен,
если бы он подал прощение об отставке. Кроме того, королева постоянно устраивала ему разносы, а Рассел близко к сердцу принимал ее выговоры. Что касается замечательного принца Альберта – при этой мысли Пальмерстон ухмыльнулся – тот, наверное, удовлетворенно потирает руки и изобретает какую-нибудь проклятую правильную фразу, подходящую к данному случаю, и радуется от всего сердца, что теперь никто не станет препятствовать ему вмешиваться в дела Англии.
Конечно, они все уверены, что он проиграл, но он слишком сильно обожал свою любимую Эмили, чтобы позволить сборищу слабонервных и занудных людишек лишить ее радости быть хозяйкой главного политического салона в Англии, а его самого – удовольствия наступать людям на их любимые мозоли! Поэтому он собрал документы и отправился в палату общин. Палата лордов уже проголосовала против него, но ему было на это наплевать. Главное – это палата общин.
Он нарочито равнодушно выслушивал обвинительные речи в свой адрес. Губы его были сжаты трубочкой, как будто он беззвучно посвистывал. Когда закончились выступления, Пальмерстон встал, чтобы ответить своим критикам. Защищая себя и свои действия, он выступал четыре часа. Это была одна из самых великолепных речей, которые прозвучали в палате общин. Он доказал, что является мастером убеждения, приводя обоснованные аргументы и прибегая к блестящей риторике.
Все выдвинутые против него обвинения он разнес в клочки. Члены палаты заливались смехом и выкрикивали патриотические лозунги. Молодой мистер Дизраэли с восхищением наблюдал за реакцией аудитории, хотя сам был далеко не новичком в парламентских играх. Закончив, Пальмерстон сел и с удовольствием увидел, что при голосовании вердикт, осуждающий его действия, не прошел.
Когда вести о его триумфе достигли ушей Викто-рии в Виндзоре, она от разочарования и досады разразилась рыданиями. Этот фигляр снова победил. Кипя от ярости, она с помощью Стокмара и Альберта составила послание. В нем она выдвинула условия, только при выполнении которых она сможет работать с лордом Пальмерстоном. Он обязан показывать ей всю переписку, и не имеет права ничего исправлять после того, как она одобрила представленный ей текст. Без ее разрешения он вообще не имеет права отсылать никаких документов, а также должен заранее совершенно четко информировать ее о своих намерениях. Если он не станет подчиняться этим условиям, ей придется сместить его, используя конституционное право суверена.
– Надеюсь, вам теперь понятно положение, в котором вы оказались по собственной вине, – тихо сказал Рассел. Он наблюдал, как Пальмерстон читает копию послания Виктории. – Генри, вы частенько заходили слишком далеко, а между тем я вас предупреждал: не стоит ее злить. Королева сказала, что расстанется с вами – и она это сделает. И в этом случае мне придется подать в отставку.
Пальмерстон скорчил недовольную гримасу и вернул ему документ.
– Весьма хитрый ход, – заметил он. – Все учтено с тевтонской четкостью. Будь я проклят, если к этому не приложили руку наш принц и этот старый продавец пиявок Стокмар.
– Кто бы ни составлял документ, – сухо заметил Рассел, – вы можете быть уверены, что он выражает точку зрения королевы. Могу ли я надеяться, что вы понимаете свое положение и постараетесь вести себя осторожнее? Генри, не стоит издеваться над ее властью, иначе она лишит вас вашего поста.
Читать дальше