Эвелин Энтони - Виктория и Альберт

Виктории теперь не пристало вести себя как обычной девушке. Ее гувернантка и давний друг, как бы сильно она ни любила ее, не должна называть ее по имени. И мать, и родственники, даже если она не имела ничего против них, должны понять, что она королева и выше личных отношений.

Лорд Мельбурн понимал это. Он знает так много, а у нее вообще нет никакого опыта. Ее расстроил рассказ Лизен о его жизни. Но если его жена действительно была такой ужасной, тогда все выглядит по-другому… Наверное, он любил эту женщину, если мирился с ее похождениями. Но выходит, что он любил и госпожу Нортон? Конечно, иметь любовницу – это очень плохо, но мужчины их все равно заводят. Она твердо решила, что не стоит волноваться о том, что было в прошлом. Прошлое есть прошлое. Если он станет ее конфидентом – а она на это надеялась, – как это будет интересно! Но у него не должно быть больше никаких скандалов! Никаких больше миссис Нортон, если он надеется вести дружбу с королевой… Ей казалось, что это совершенно ясно и самому лорду Мельбурну.

Он придет завтра и должен будет объяснить ей политическую ситуацию. Она знала, что существуют виги, и тори, и радикалы. Но она не имела понятия, какие позиции они занимают или почему все заявляли, что следует посильнее надавить на радикалов. Ей хотелось докопаться до сути, потому что теперь все люди, которые заседали в парламенте и формировали правительство, зависели от нее – ведь именно она должна была санкционировать принимаемые ими законы. Без ее подписи они не стали бы министрами. А еще она должна была подписывать договоры или нечто в этом роде…

Она поняла все это из краткого обзора новостей, который сделал ей Мельбурн. Он также очертил ей круг обязанностей. Как странно… и как чудесно! Она – королева! Неудивительно, что ее дядюшка из Суссекса и Камберленда выглядели такими расстроенными, когда она вошла в зал, чтобы провести Тайный Совет. Они, конечно, завидовали ей. А кто бы не стал завидовать?

Два эпизода прошедшего дня особенно ясно свидетельствовали об изменениях в ее жизни. Когда герцог Веллингтон, легендарный воин и старший государственный деятель, которым восхищались все, припал на колено, чтобы поцеловать ее руку, и потом, пятясь, отходил к своему месту. И еще, когда после ее нескольких слов за герцогиней Кента закрылась дверь гостиной.

Ранний утренний свет начал просачиваться по краям занавесей, и Виктория услышала, как часы в коридоре пробили шесть. Завтра она прикажет, чтобы эти часы унесли отсюда… Перед тем как закрыть глаза, Виктория улыбнулась: 12 июня… Она уже сутки королева Англии.

На следующий день во время церемонии официального представления у дворца Сент-Джеймса народ в первый раз увидел свою новую королеву. Люди сотнями стекались ко дворцу в это великолепное утро. Они смеялись, разговаривали, толкали друг друга, показывая на кареты великих лордов, подъезжавших к выходу. Все дружно приветствовали герцога Веллингтонского, когда тот появился перед входом во дворец. А вот Мельбурна никто не приветствовал.

Прошло всего семь лет с той поры, когда сельские рабочие, получавшие мизерную плату, взбунтовались. Восставшие жгли стога, разбивали сельскохозяйственные машины, которые лишали их заработка. Тут же последовало наказание: лорд Мельбурн стал организовывать суды, на которых зачинщиков приговаривали к смерти или надолго заключали под стражу. Одним из наказаний было переселение в Ботани-Бей на всю оставшуюся жизнь. Волнения затихли: огонь потушили, заперли двери тюрьмы, и суда с грузом закованных людей, униженных и оскорбленных, отправились в Австралию. Несчастным предстояло оставаться там до самой смерти. Землевладельцы вздохнули с облегчением, поздравляли себя и премьер-министра с принятием жестких мер. И снова потекла спокойная жизнь.

Времена были трудные и законы бесчеловечные. Об этом все помнили, и Мельбурна, возможно, и простили бы, если бы он не расправился таким образом с шестью тихими рабочими из Толпаддла в Дорсетшире. Это произошло спустя четыре года после подавления восстания. Власти узнали, что они осмелились просить нанимателя, чтобы тот платил им вместо семи – девять шиллингов в неделю, и эта дерзкая просьба закончилась для них отправкой в Австралию на всю жизнь. Мельбурн, спокойный, все понимающий муж, умный и воспитанный человек, приказал судье признать их виновными и дать максимальное наказание. Трагическая судьба этих шестерых человек вызвала к нему неукротимую злобу и ненависть в народе. Гораздо большую, чем горькая доля сотен людей, которых отправили в Ботани-Бей в 1830 году. Делая вид, что не обращает внимания на враждебное настроение толпы, Мельбурн поспешил наверх, в покои, где была Виктория. Когда на балконе появились герольды и провозгласили выход королевы к народу, у него на глазах выступили слезы.