Э. Кэнтон - Аврелия – патрицианка Рима

Невысокий старичок, раздвинув занавес кубикулы, вошел к девушке с ласковой улыбкой и выражением глубочайшего почтения на лице. Он носил белоснежную тогу с пурпурной каймой – знаки сенаторского звания. Это был Вибий Крисп – опекун божественной Аврелии, явившийся на ее зов.

Этот человек оставил о себе некоторую память в истории. Ювенал в одной из своих сатир хвалил его бодрую старость и неистощимое остроумие. Но одна опрометчивая шутка чуть было не стоила Вибию Криспу жизни. Надо полагать, для упражнения руки Домициан иногда забавлялся тем, что ловко накалывал мух на острие своего кинжала. Хотя царствование Нерона, кажется, должно было научить Вибия помалкивать, на вопрос одного вельможи, у себя ли цезарь и один ли он, Крисп, не задумываясь, ответил: «Да, конечно, с ним нет даже мух». Императору немедленно донесли о такой дерзости, и все считали бедного Вибия уже погибшим, однако хитрый старик сумел искусно загладить свою вину и спокойно прожил при дворе Домициана почти пятнадцать лет. Его положение в качестве опекуна божественной Аврелии достаточно ясно указывало на высокую степень благосклонности к нему императора.

Поприветствовав девушку, Вибий вкрадчиво спросил:

– Чем я могу быть полезен своей августейшей воспитаннице?

– Прошу тебя сопровождать меня на прогулке у портика Помпея.

– О! – воскликнул Крисп, от которого не ускользнула грусть, написанная на лице Аврелии. – Что-нибудь случилось? Клянусь Юпитером, у тебя слезы на глазах, моя дорогая. Что с тобой? Скажи мне, умоляю тебя. Может, твоему недостойному опекуну удастся вернуть улыбку на твое очаровательное личико.

– Да, Вибий, мне невесело, а точнее, я места себе не нахожу. Состояние моей бедной Корнелии не улучшается, а тут еще другая неприятность…

– Какая?

– Я очень виновата. Вот почитай.

Взяв со стола из лимонного дерева свиток папируса, она подала его Вибию. Это было письмо, присланное Аврелии ее двоюродной сестрой, которая, как и жена Клемента, звалась Флавией Домициллой. Оно начиналось такими словами:

«От Флавии Домициллы – Аврелии Домицилле.

Дорогая сестра!

Мы только что узнали, что ты лишила жизни свою рабыню Дориду. Без сомнения, по римским законам ты имела на это право, но ты знаешь, что немногие из граждан им пользуются, хотя они не слишком добросердечны. Грустно, что молодая красивая девушка твоего возраста рискует попасть в разряд жестоких людей. Твой дядя Клемент и твоя тетя, Флавия Домицилла, очень расстроены тем, что невеста их сына виновна в таком превышении власти. Преступно посягать на жизнь себе подобных, ибо наши рабы, несмотря на то, что они обязаны нам повиноваться и нас почитать, суть наши же братья и сестры, как чада единого Бога. Видишь, дорогая, насколько наша религия величественнее и прекраснее той, которая позволяет господам обращаться с несчастными людьми, как с животными. Мы молим Бога, чтобы Он тебя просветил и простил».

Дочитав до конца, Вибий расхохотался. Этот зловредный старик – типичный представитель римской знати, равнодушной к состраданиям ближних, – нашел в письме лишь предмет для насмешки. Тем не менее, чтобы в его реакции не усмотрели недостаток уважения по отношению к августейшей воспитаннице, он извинился перед ней и спросил:

– Неужели эти нелепые упреки и наивные советы беспокоят и огорчают тебя, божественная Аврелия?

– Да, дорогой опекун, это письмо вывело меня из душевного равновесия, так как я не могу не согласиться с доводами Флавии.

– Так ты считаешь, что господин не может воспользоваться своим законным правом?

– Нет, Вибий, но наказание было слишком жестокое. Правда, я не приказывала убивать Дориду, и то, что она умерла, – несчастный случай. Но все-таки в итоге эту вину взвалят на меня. Что подумает обо мне мой двоюродный брат Веспасиан?

– Ах, моя дорогая и божественная воспитанница! – всплеснул руками Вибий, устремляя на разрумянившуюся от волнения девушку угодливый взор. – Так ты боишься прослыть жестокой в глазах своего жениха? Все понятно. Вот для чего предпринимается эта прогулка к портику Помпея. Там ведь действительно можно встретить милого юношу, который дышит свежим воздухом в компании своего наставника.

– Хватит ерничать, Вибий, ты слишком злой! Да, я хочу увидеться с двоюродным братом, но только для того, чтобы объяснить ему… чтобы он простил меня…

– А зачем тебе его прощение? Вот послушай. Я дружу с Фаннией и присутствовал однажды при ее утреннем одевании. Рабыни прислуживали ей в одних набедренных повязках, и за малейшую провинность их стегали хлыстом по голым грудям и спинам. По-твоему, Фанния оплакивала бы смерть одной из невольниц, которая ее причесывала?