Александр Чиненков - Агнцы Божьи

– Ты ещё за это ответишь, гад! – негодующе выкрикнул он, сжимая кулаки. – Ты ещё…

От сознания беспомощности, бессилия и от жгучей обиды по лицу Ивана Ильича потекли слёзы. Ему было досадно за них. Ведь наблюдавший за ним с гадкой ухмылкой негодяй, наверное, думает, что плачет он не от стыда за унижения, а от страха и физической боли.

И он не ошибся. Видя слёзы на его глазах, Влас со злорадством усмехнулся. Поглаживая кулак, он вернулся за стол и сложил перед собой руки.

– Слушай, бедолага, шагай-ка ты отсюда, пока цел? – сказал он. – Пока твоя дочь не моя жена, искать громящих твои ларьки злодеев никто не будет. Да, и не ходи больше к моему папаше на меня жаловаться. Иначе свернут тебе где-нибудь шею, и мне придётся тратить время на розыски твоего убийцы…

К сожалению, его несчастья на этом не закончились.

Дома Ивана Ильича встретил ещё один неприятный сюрприз, от которого он сначала пришёл в бешенство, а затем впал в уныние.

Марина Карповна рыдала в объятиях дочери.

– Чёрт возьми, что здесь происходит?! – вскричал возмущённо Иван Ильич, переступая порог зала. – Дорогая, сегодня, в полдень, ты должна лежать на операционном столе и тебе должны делать операцию!

– Да, должна была, – шмыгнув носом и размазывая по щекам слёзы, выкрикнула с вызовом Марина Карповна. – Меня привели в операционную, положили на стол, но я встала с него и ушла!

– Но зачем? Какого чёрта ты так поступила? – всплеснув руками, закричал Иван Ильич. – Тебе же доктор русским языком сказал, что операция необходима. Жизнь твоя ещё в опасности, ты что, этого не понимаешь?

– Папа, не кричи так на маму! – вступилась Анна. – Ты разве не видишь, что боится она и в ужасном состоянии!

– А смерти? Умереть ты не боишься, дорогая? – сбавив тон, посмотрел на рыдающую жену Иван Ильич. – То, что в тебе не выявили рак, это ещё не значит, что ты выздоровела.

– Ваня, родной, я умру во время операции! – со стоном выкрикнула Марина Карповна. – Я знаю, я это душой, сердцем чувствую.

– Фу, бред какой-то, – вздохнул Иван Ильич, подходя к столу, садясь на стул и опуская голову. – Господи, что сегодня за день-то такой? С ума свихнуться можно.

– Если мне суждено умереть от этой болезни, то лучше уж здесь, дома, а не на операционном столе, – немного успокоившись, сказала Марина Карповна. – А ты… Ты не расстраивайся так, Ваня… – Она перевела взгляд на дочь. – И ты не расстраивайся, Анечка. Каждый из нас хозяин своей судьбы и каждый волен распоряжаться ею по своему усмотрению. И я решила распорядиться своей судьбой так, как уже распорядилась.

Вошла кухарка.

– Готов обед, на стол накрывать? – спросила она.

– Сегодня обедайте без меня, – вздохнул Иван Ильич, вставая. – У меня ещё дел видимо-невидимо.

– У меня тоже аппетита нет, – вздохнула Марина Карповна.

– Идём к тебе в спальню, мама, – тоже отказалась от обеда Аня. – Там посидим с тобой и немного поболтаем. А потом чая попьём, с пирожными… Ты же хочешь полакомиться сладким, мама?

Радения по случаю привода на корабль новика состоялись поздним вечером в молельном доме скопцов в Смышляевке. Новик, по существующему в секте обычаю, принимается ещё до оскопления, но… для Силантия Звонарёва ввиду его оскопления в геенне огненной в окопе на войне было сделано исключение.

Как только на улице стемнело, во флигель, в котором проживал Силантий, пришёл сам кормчий корабля агнцев божьих Прокопий Силыч и с ним вместе Макар Куприянов. Оба были облачены в белые до пят рубахи.

– Ну, как ты, готов к посвящению? – строгим, непривычно торжественным тоном обратился к Силантию старец.

Силантий вздохнул, пожал плечами и ухмыльнулся:

– А что мне… Обряд посвящения я знаю. Мне Макарка уже не раз про него обсказывал. Да и у хлыстов есть обряд похожий. Мне его не раз наблюдать воочию приходилось на корабле христоверов.

– Да-а-а, обряды наши в большинстве своём схожи, но и расхождений немало, – сказал Прокопий Силыч. – Но об этом потом. Сейчас в парад вон облекайся – и на корабль добро пожаловать. Там голуби ужо собрались и ждут не дождутся появления нашего.

Старец и Макар Куприянов помогли Силантию облачиться в белую рубаху и, придерживая под руки, перевели его из флигеля в синодальную избу. В горницу новика сразу не ввели, строго придерживаясь неписаных требований обряда. Прокопий Силыч один вошёл в горницу, где его уже поджидали, сидя вдоль стен на скамейках, адепты, и обратился к ним: