Дмитрий Нагишкин: Сердце Бонивура

— Здравствуйте, значит! Долго ждали вас!

Консул обнял моряка, видимо командира корабля, и поцеловал его. Тотчас же подошли иностранцы и стали здороваться с командиром. Японцы, собравшиеся на причале, закричали «банзай», и опять вокруг заплескались платки и флажки… Шум продолжался все время, пока приехавшие моряки рассаживались по автомашинам. Одна за другой машины, ревя гудками, помчались в город. Вслед за автомобилями радостной толпой повалили из порта японцы, оживленно разговаривая. Впрочем, Виталий заметил в толпе и другую группу японцев, по одежде, видимо, рабочих порта, устало и невесело наблюдавших общее оживление. Бонивур перехватил взор одного пожилого в хантэ — рабочей одежде. Этот взор был серьезен, тревожен. Господа в цилиндрах и господа в мундирах, очевидно, одинаково были чужды этому японцу, он не ждал от них добра, его взгляд исподлобья говорил об этом красноречиво…

Глядя на цепочку машин, выезжавших на Светланскую, русский рабочий сплюнул и сказал сердито:

— Снюхались, гады! Ворон ворону глаз не выклюет!

Женщина в демисезонном тихо добавила:

— Смотри-ка, ведут себя будто дома!

Глухой, нарастающий гул донесся до порта с улицы. Густой поток людей тек от мастерских военного порта по Светланской к вокзалу. Красные транспаранты с надписями и плакаты колыхались над головами.

— Демонстрация-то уже началась, — сказал рабочий. — А ну, товарищи, дайте пройти! Может, догоню своих… На митинг бы не опоздать.

Но не один он устремился на Светланскую. Набережная стала пустеть.

Вслед за взрослыми кинулись вверх по переулку и Виталий со своими товарищами.

Со времен 1905 года город не видел такой многолюдной демонстрации. Люди шли и шли, а конца колонны не было видно. Поднялся весь рабочий Владивосток. Те, кто были в порту, окликали своих и втискивались в ряды идущих, чтобы занять свое место… И Китайская была полным-полна — это пришли первореченцы.

Виталий услышал голос:

— Витюнька! Иди сюда!

Мимо проходили телеграфисты, почтовики. Вот в третьем ряду среди незнакомых лиц мелькнул пуховый платок его сестры. Тотчас же крайний в ряду мужчина сделал Виталию знак рукой: давай, мол, сюда!

Виталий перебежал с тротуара на мостовую, Ромка Плетнев растерянно крикнул ему:

— Куда же ты?

Виталий махнул рукой:

— А я с Лидой!

Кто-то обнял его. Справа оказалась Лида, слева — незнакомый товарищ. Он-то и обнял Виталия, и Виталий зашагал вместе со всеми, еще не зная куда.

— В ногу, в ногу! — сказали ему слева. — Уж если с народом идти, так обязательно в ногу.

Лида рассмеялась:

— Пусть привыкает!

Виталий немного осмотрелся и спросил Лиду, что это за демонстрация.

— А ты в порту был? — спросила Лида.

— Был, — ответил Виталий.

— Японский крейсер тебе понравился?

— Не совсем! — сказал Виталий. — Лида, а зачем он пришел сюда?

— Вот и нам он не понравился! — без улыбки ответила Лида. — И мы хотим спросить, зачем он пришел сюда.

Над самой головой Виталия колыхался огромный транспарант:

«Да здравствует Советская Россия от Балтики до Тихого океана!»

Октябрьская революция положила конец капитализму в России.

Через два месяца после победы Октября в Петрограде и Москве власть Советов утвердилась и на Дальнем Востоке.

Но молодой республике угрожала беда.

Бывшие союзники России в войне с Германией — империалисты Антанты — с беспокойством взирали на события, развивавшиеся в России.

Война на Западе еще продолжалась. Но народы уже устали от кровопролитной бойни. Империалисты опасались, что заключение Брестского мира может облегчить положение Германии, затруднив продвижение войск Антанты и усилив стремление к миру на всех фронтах. Укрепление советской власти в России могло послужить заразительным примером для рабочих и солдат Запада: охваченные глубоким недовольством в связи с затянувшейся войной, они могли повернуть штыки против своих господ и угнетателей. Империалисты испытывали величайшую тревогу.

Вошедший 12 января 1918 года в порт Владивосток японский крейсер «Ивами» показал молодой Советской республике, что буржуазия за границей враждебно следит за развивающимися в России событиями и исподволь к чему-то готовится…

Дни шли за днями, то похожие, то не похожие друг на друга.

Интерес приморцев к «Ивами», казалось, остыл: только мальчишки по-прежнему бегали в порт смотреть на чужой крейсер.

На «Ивами» же шла своя жизнь. Каждый час отбивали склянки. Утром проводили церемонию поднятия флага, и резкие звуки японского горна пугали галок, сидевших на коньках портовых пакгаузов. Вечером флаг опускался, происходила поверка, — ровной полоской выстраивались матросы на палубе, и по рядам их прокатывался суховатый и резкий счет: