Анатолий Коридоров - Планета Крампус. Роман

– Ну и вот. Шире-дале. Я уж к ней под подол решился. Руку запускаю. У самого аж сердчишко зашлось…

Рассказчик примолк, тая застенчивую улыбку.

– Ну и? – торопит его самый нетерпеливый и любопытный из слушателей

– Ну и все… – продолжил рассказчик. – Дружок проснулся и мне: «Ты че, совсем охренел. Я тебе баба, что ли?».

Раздался хохот. И пошли оживленные разговоры, воспоминания, анекдоты на волнительную тему.

Алексей Боровых родился на Волге, в Покровске, что насупротив Саратова. Этот городок до тридцатых годов так назывался – Покровском, а после того поимел название Энгельс. Поблизости от Энгельса, кстати, есть населенный пункт и с названием Маркс.

Энгельс – городок невелик, но приветлив и уютен. Здесь есть где жителям его поработать и где отдохнуть.

Малым пацаненком со старшим братом Славкой да с дружками Максом и Гехой (полное и настоящее имя Генрих) он облазил его весь. Частенько, конечно, бывали в «Ударнике» – покровском, то есть энгельсовском, кинотеатре, поднимались по деревянным постройкам хлебных амбаров до самых крыш, где обитало полно сизых голубей. Однажды им удалось даже подняться на пожарную каланчу и оглядеть свой городок с ее высоты.

Семья Боровых жила в старинном доме кирпичной замысловатой кладки на Линейной улице. Они там жили не одни. В этом просторном доме размещалось еще три семьи. Наиболее тесное соседство случилось с семьей Штоббе. Семья Штоббе состояла из шести человек: бабушки Марты, ее сына Ивана Карловича Штоббе, трудившегося в паровозоремонтных мастерских, Регины Александровны – его жены и троих детей – двух сыновей, Макса и Генриха, и младшенькой дочки Катрин.

Семья Штоббе была крепкая, дружная и приветливая. Дома вся семья разговаривала исключительно на своем родном немецком языке. Алексей проявлял к нему интерес. Немецкий осваивался им без напряга и школярского штудирования.

Позднее, на фронте, знание этого, теперь уже вражеского, языка не раз сослужило ему полезную службу. Он неоднократно привлекался командованием для допроса плененных немцев. И справлялся с этими обязанностями весьма успешно.

Ну, а как забыть свои юношеские годы в родном Энгельсе. Как забыть!

Как забыть Лизу Маркову, ту милую, славную, замечательную девушку, которая, можно сказать, изменила всю его суть, сделала его тем, кто он есть сейчас – Алексей Боровых, решительный, уверенный в себе, парень не робкого десятка.

А ведь был-то – рохля. Застенчивый, закомплексованный, всегда стеснительный, осторожный… Прямо мальчик-паинька.

А случилось всего-то… Однажды он встретился с Лизой. Совершенно случайно. И их знакомство затянулось. Стали встречаться чаще. И однажды она вдруг признается – как ты, мол, на Сергея Есенина похож.

А кто он такой, этот Сергей Есенин? О нем Алексей тогда ничего и не слышал. И Лиза рассказала о своем интересе к стихам, о некоторых современных поэтах… И даже прочитала как-то наизусть несколько стихов, о которых с улыбкой на лице сообщила – это есенинские.

Стихи ему понравились. Он подумал как просто, легко и как ясно они сложены:

Конечно же, о стихах он имел какое-то представление. Известные, даже великие русские поэты ему, как, впрочем, и всем русским людям, были известны, можно сказать, с детства: Пушкин, Лермонтов, Некрасов… Их творчество казалось таким недосягаемым, что помышлять сочинять что-то свое и в голову не приходило.

Но после того как он неоднократно перелистал тетрадку со стихами Есенина, переписанными Лизой неведомо откуда, у него пробудилось робкое пока еще желание и самому попробовать что-нибудь сложить.

Он вчитывался в строчки, старательно выведенные девичьей рукой, украшенные рисунками цветочков, листочков, птичек, незатейливых пейзажей с березками, деревенскими домишками… И желание взяться за перо или за карандаш разгоралось все больше и больше.

Однажды она подарила ему курительную трубку.

– Ну-ка, присядь, – сказала она тогда, – и возьми трубку в рот.

Он выполнил ее просьбу.

– Ну точно, Есенин, – сказала она тогда. – Дарю.

Много позднее, но тогда еще, до войны, он познакомился ближе со стихами Сергея Есенина в книжках «Радуница», «Любовь хулигана», «Персидские мотивы»… Стал ощущать совсем другим человеком.

В ту пору он взял от Есенина не самое лучшее – хулиганство. Хотя по сути оставался тонким, чутким, душевным человеком.