– Скованность вообще свойственна дебютанткам, – перебила Мария. – Это обыкновенное следствие робости, страха.
– Но вы не скованны, а как-то холодны. Как будто отстранены от того, что происходит вокруг вас на сцене. Такая отрешенность непростительна для актрисы! Где жизнь, где правда в вашей игре?
Мария молчала, ошеломленная. Эти слова сильно по ней ударили, к тому же она чувствовала их истинность, что только усугубляло их болезненность. Все же Мария возразила:
– Жизнь? Правда? – горько усмехнулась она. – О, я мечтаю играть жизненно и правдиво! Но какая может быть жизнь и правда в глупых водевильчиках? Куплетики эти нелепые! Как хотите, а я не могу, просто решительно не могу вовлечься в действие! Посмотрите на мой вид, в конце концов! – Во время разговора она еще оставалась в привычном своем сценическом наряде, то есть почти полуголая, только с накинутым на обнаженные плечи платком. – Это же просто стыд! Да, я улыбаюсь, я принимаю комплименты, но что я при этом чувствую! – В глазах у нее заблестели слезы.
Куперник смотрел на нее с сочувственной улыбкой.
– В вас так и чувствуется институтка. Но если вы такая уж кисейная девушка, то не стоило вам идти в актрисы.
– Но ведь это была моя детская мечта! У меня мама была актрисой, и ее мама была актрисой!
– И что, они не рассказывали вам, какова суть этой стези?
Мария покачала головой.
– Они умерли. У меня одна только бабушка по отцовской линии.
– А сам отец? – Конечно, Куперник знал, что ее отец, известный писатель, вполне себе жив.
– Он не участвует в моей жизни, ему больше по нраву путешествия. Во время турецкой кампании он был корреспондентом на Балканах, а когда она закончилась, тут же стал искать возможности, чтобы побывать на Дальнем Востоке.
Куперник сочувственно помолчал, потом сказал:
– Что ж, вы, пожалуй, правы, в водевиле не найти жизни и правды, это представление для увеселения публики, и не больше. Но если лишь в этом дело, то я посодействую, чтобы вас попробовали в серьезной роли.
Лицо Марии прояснилось.
– Да?! Вот было бы великолепно! Уж тогда бы я показала жизнь и правду! Или, как выражается мой отец, «правду жизни». А кстати, – перевела она разговор, – а где же ваша прелестная дочка Таня? Давненько я ее не видала.
– Уже в Петербурге. Жена забрала.
– Ваша жена, значит, в Петербурге живет?
– Да.
Видно было, что Купернику неприятна эта тема, и Мария предпочла закончить беседу. «Все-таки неспроста говорят, что он изменил жене с какой-то актрисой», – предположила она.
Глава пятая. Негодяйка великая
Как и обещал, Куперник «продвинул» Крестовскую на роль в серьезном спектакле. Это был «Ваал» Алексея Писемского.
Режиссер поначалу скептически воспринял кандидатуру Марии:
– Помилуйте, Лев Абрамович! Рановато ей еще в драмах-то играть! Еще хватка не выработалась у нее, не сможет она уловить и передать характер! Вот легкий жанр, где улыбаться да ногами дрыгать, – так он отзывался о водевильных танцах, – это ее!
Но не было бы счастья, да несчастье помогло. Артистку Степановскую, игравшую в «Ваале» одну из ролей, поколотил актер, у которого был с ней роман: ни с того ни с сего он приревновал ее к рабочему сцены, всегда пьяному старику. (Кстати, ревнивцем этим был тот, кто ругал Марию «деревяшкой». ) Вследствие побоев Степановская на какое-то время слегла – хотя больше вследствие стыда, а не побоев, – и ей потребовалась замена. И режиссер соблаговолил попробовать Крестовскую.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.