– К тому же, нам что, и поминки по ним справлять? – с негодованием спросил другой.
– Да и за гробы для них кто заплатит?
– А брось их наверху, совсем лиха не оберёшься.
Слушая их пререкания, барон остановился и хмуро глядя на ряды покойных, стал обдумывать, как же с ними поступить.
– Господь велел нам прощать, – едва слышно прошептал дьякон. – Похороним, так уж и быть. А расходы возьмёт на себя наш монастырь.
– Поступайте, как знаете, святой отец, – в один голос заговорили крестьяне. – Но никто из нас в поминальное воскресенье печенье им на могилы не понесёт!
В этот момент сам барон нашёл-таки выход из ситуации.
– Погрузите их на телеги и везите на север, вдоль берега Эны. Там будет большая королевская дорога, ведущая прямиком в Па-де-Кале. По ней часто проходят английские патрули. Оставьте их там, возле дороги. И если им повезёт, то их найдут и похоронят свои. А если нет… На всё воля Божья.
Дав сие распоряжение, барон уже было повернулся, чтобы идти к своей лошади.
– А как быть с этим? – спросил один из крестьян, указывая на оставшегося в живых мальчишку, и держа над его головой огромный топор.
Барон обернулся и взглянул на несчастного, сжавшегося в комок и закрывшего руками измазанное лицо.
– Ладно, оставьте его, – снисходительно махнул он рукой. – Возьмите его в общину, рабом. Будет помогать вам собирать урожай.
На том и было решено.
Солнце уже оторвалось от горизонта, и крестьянам пришла пора заниматься своей повседневной работой. Барон же вместе с Альбером и двумя сержантами, кои вышли из схватки невредимыми, стал седлать лошадей. Тело погибшего сержанта они забрали с собой, дабы потом передать родственникам. Двоих же раненых решили пока оставить в деревне.
Что до оружия и вещей, отнятых у англичан, то их разрешили забрать крестьянам. Исключение составили лишь длинные луки, кои барон таки пожелал забрать с собой.
В первый же скоромный день после праздника святого Матфея в замке Крак де Жаврон устраивался большой праздник. И главным поводом для него служило окончание сбора урожая и завершение всех осенних полевых работ. Виноград был собран и уже подавлен в сок и вино, хлеб убран с полей и упрятан в амбары, а сами поля были распаханы в зиму. И чем богаче и обильнее был урожай, тем шире и веселее был праздник. Крестьяне, ремесленники, батраки и прочий работающий люд полностью освобождались от дел, а во владетельных домах и замках устраивались пиры.
И непременным долгом каждого в это время, независимо от чина и происхождения, было посещение ярмарок, кои, даже несмотря на бедствия и разорения, причинённые войной и чумой, устраивались своечасно и с должным размахом. И, конечно же, самое первое место среди всех ярмарок Франции занимали знаменитые шампанские ярмарки, славившиеся не только на всю Францию, но и на весь обитаемый мир, и куда съезжались купцы и коробейники не только со всех европейских провинций, но и купцы из Китая, Монголии, Индии, Хорезма, русских княжеств, разных золотоордынских ханств, не говоря уже об итальянских, турецких и арабских купцах. Хотя, год от года с усилением городов и развитием товарно-денежных отношений, масштабы и значение ярмарок стали сходить на нет. Очень скоро они превратятся в простую дань старым традициям и утратят своё прежнее социально-экономическое значение. Для большинства же, а в особенности для простого люда, ярмарки сохранятся как неизменный повод для праздника и веселья.
В день, на который было назначено пиршество, Клод де Жаврон со своим ближайшим окружением, в том числе и первым оруженосцем Альбером, как раз вернулся из Реймса, под стенами которого и раскинулось ярмарочное городище. Главным же объектом интересов барона во время посещения ярмарок были и оставались лошади и охотничьи собаки, и после каждого визита его конюшни и псарни неизменно пополнялись новыми любимцами.
За легавыми и гончими собаками обращались прежде всего к англичанам с их знаменитыми сеттерами и бладхаундами, уже начавшими составлять уверенную конкуренцию французским браккам и гончим святого Губерта. Но из-за войны, давно приобретшей перманентный характер, всё меньше английских торговцев решалось посещать Францию. Но тут, впрочем, как и всегда, на выручку приходили Нидерланды, никогда не упускающие возможность деловой выгоды. Гаагские, харлемские и антверпенские торговые гильдии массово скупали английские товары и с приличной наценкой перепродавали их во враждебных для самой Англии землях. Балансируя на тонкой политической грани, нидерландские провинции ловко использовали противоречия более крупных держав, как для укрепления своей политической самостоятельности, так и для извлечения сугубо материальной выгоды. Но не отставали также и немцы, активно предлагая на рынок швейцарских и словацких гончих, а также своих родных короткошёрстных легавых.
Читать дальше