Сергей Кравченко - Кривая Империя Книга 1-4

А чего ж мы тогда с ним возимся?

А того, что Ленин действительно — гений.

Гений имперской интриги, великий строитель новой, невиданной партии и нового, неслыханного государства. Его интеллект не много уступал аналитическим способностям Троцкого, Каменева, Зиновьева и Бухарина. Зато второй сомножитель — «моральные» свойства — был безразмерен. Коэффициент получался огромный, всегда самый большой.

Эти лидерские качества Ильич эффективно использовал в повседневной работе. Свои собственные «стратегические» писания всерьез не воспринимал. Зато практика его была гибкой, молниеносной, неожиданной.

Вы считаете, надо воевать до победного конца? Пожалуйста, вот вам Брестский мир.

Вы надеетесь, что настала эра милосердия? Вы правы — «не мир принес я вам, но меч!».

Вы полагаете, что народные представители в Учредительном собрании (большинство за СР и КД) должны определить форму республиканского управления и назначить дату выборов? Извольте: посылаем анархиста Железнякова караулить Учредилку, чтоб не разбежалась и демократически расположилась в Петропавловке — пропорционально представительству. Самих эсэров изгоняем из правительства, уничтожаем, где поймаем.

Юркий, вездесущий Ленин просто измотал и растерзал защиту оппонентов, захватил врата и трон нашей Империи.

Он сумел сплотить партию. Насытить ее новыми выдвиженцами, алчущими постов и портфелей. Мобилизовал ВСЕ ошеломленное население на труд и подвиг. Принудительный труд и гибельный подвиг. Он по-татарски, физически уничтожил ВСЮ старую элиту — царскую и княжеские семьи, разбил в камни старую имперскую чиновную пирамиду, осколки ее растер в прах, разогнал служителей никчемных муз и гуманитарных наук — куда только делись эти толпы теоретиков? Растоптал церковь, расстрелял жрецов старых культов, — во имя культов новых — культа своей империи и культа своей личности…

Не верите? А вот:

1919 год. Белые чуть не под Москвой, весь юг у Деникина, Сибирь у Колчака, Чапаев картошку по столу двигает, а на «свободной» части Советской Республики уже готовятся пьедесталы под 29 (!) прижизненных памятников Ильичу работы скульптора Ивана Шадра. Называлась монументальная фигура — «Зовущий Вождь». Может и поныне где-то стоит.

Как дальше Ленин управился бы со страной, мы вполне можем догадаться. Он, развернувшись от артельности к НЭПу, так же резко крутанул бы хозяйственную рулетку обратно. Он провел бы индустриализацию и коллективизацию, раскулачивание и расказачивание, он бы «разгромил идейно и организационно» всех правых, левых, центровых и полусредних участников своего застолья.

Он бы все сделал правильно, как учит История.

Но не успел.

И невелика беда! Ибо оставил наш бездетный Ильич достойного наследника. Чуть ли не впервые за всю Историю России смена Вождя не повлекла смены курса, теории, практики, понятий.

Пришел новый человек — уникальный, немыслимый, геометрически верный, кристально четкий. Самый великий политический гений нашей страны, а если потягаться, — так и всего мира…

Извиняюсь, вы понимаете, что эту осанну я пою по нотам абстрактной российской государственности, а не от души наивной? Ну, тогда поехали дальше.

Вы, конечно, заметили, дорогие мои читатели, как нежно, по-братски, с симпатией относился я к Писцу и Историку. Писец всегда мне казался добрым малым, простодушным и наивным. Я прощал ему шалости с датами и униженную лесть перед негодными людьми. Я умилялся его мистицизму и русалочьим фантазиям. Я сочувствовал его тяжкому, беспросветному, неблагодарному и опасному труду.

Историка я глубоко уважал, преклонялся перед его дотошностью, трудолюбием, полезным буквоедством и даже умеренно учился у него.

Я не заметил за боями и походами, как оба они — и Историк, и Писец — превратились в опасную, ядовитую сволочь.

Я просмотрел, как академический муж стал теоретиком и арбитром кровавых игр Империи. Я проморгал, как скромный, зачуханный парень оборотился кабинетным волком. Как оба они предали Слово. Как полилась из-под их перьев человеческая кровь.

Правда, фамилия Историка уже давно была не Соловьев и не Карамзин, а Писца звали не Нестор и не Сильвестр, и повадились они щеголять в галифе. Тысячи новых «ученых», «писателей» и «делопроизводителей» теперь пахали биографическую ниву нашей родины, создавали новую имперскую словесность, возвеличивали до небес значение судейской бумажки, соседского доноса, казенного протокола. И я остался один в их тесном кольце…