Людмила Шаховская - При царе Сервии

– Да ведь и Руф нашим господам тем же платит, – вмешалась Тертулла.

– Ты еще, баба, со своими тарабарами лезешь! – огрызнулся Грецин.

– Оставь его, мать, – сказал Ультим, – отводя старуху, – видишь, он едва глаза проморгал спросонья.

– Я боюсь... боюсь!.. – шептал спасенный мальчик.

– Некого больше бояться, – сказал ему Прим, принимаясь растирать его маслом, – все прошло.

– Авл... все грибы разлетелись вдребезги... он мою кошелку вырвал из рук и разбил с размаха об пень, вот так...

– Нет его тут.

– Он меня схватил за волосы, за уши...

Балвентий между тем заметил на столе переломанные лепешки, принесенные Амальтеей от соседей, и под шумок бесцеремонно принялся жевать их, не примечая подслепыми глазами разницы между ними и другими предметами, бывшими в этой куче, пока не откусил неожиданно для себя вместо теста – редьки.

– А!.. – воскликнул он, встрепенувшись, точно укололся, – редька!..

– Сам-то ты, дед, лысой головою похож на редьку, – сказал ему Ультим со смехом.

– Что же это такое!.. что такое! – привязался к нему свинопас, указывая на мальчика, – Ювент-то... и Ювент-то... ведь умом повредился... что теперь будет, говорю?

– Будет тебе лишний год жизни, дед, потому что господа вместо тебя в жертвенную Сатуру положат Авла.

Потянувшись зачем-то через стол, Ультим подтолкнул старика; тот выронил редьку, которую разглядывал, точно диковину, и она покатилась по полу прямо под ноги идущему Грецину.

Толстяк управляющий, никакими заклинаниями не осиливая винного одурения, поскользнулся, едва не упал, с грохотом двинув колченогий стол, ухватившись за него, причем поставленная для ужина посуда задребезжала, похлебка расплескалась из огромной миски, а мальчик забредил еще боязливее:

– Идет... Авл идет...

– Я те научу редьку есть! – огрызнулся Грецин, грозя кулаком свинопасу.

– Старый обжора съел все твои гостинцы, – сказал Ультим сестре.

– Пусть! – отозвалась Амальтея равнодушно.

Балвентий поднял редьку с пола и спрятал в небольшую сумку, висевшую у его пояса.

– Я те упрячу в Сатуру вместе с жертвенными редьками!.. – ворчал на него Грецин, – дай настать празднику!.. Я те вместе с Авлом упрячу...

– Ты его не упрячешь! – резко крикнул всеми забытый Вераний, – этой мой отец.

И подбежав, он крепко обнял дряхлого свинопаса, которому в эти минуты, как и Грецину, только от другой причины, было трудно растолковать, в чем дело.

Семья управляющего с гостями уселась за ужин, но едва они начали есть похлебку из общей миски, как вошли новые гости – деревенские старшины с отцом спасенного мальчика. Поздоровавшись с хозяевами, эти люди принялись осторожно шептаться, с сильнейшим любопытством выспрашивая обо всех подробностях дела: где нашли мальчика, в какой позе, глубоко ли его засосало, что он говорил и т. п.

Они стали басить все громче и громче, приблизились и обступили лежащего, навязывая каждый свои советы, противоречащие мнениям других.

– Он еще не согрелся?

– Нет... видишь, его трясет... так и подбрасывает!..

– Хорошо бы ему дать горячего вина!..

– Давали... не помогает.

– А по-моему – лучше масла с медом.

– Стошнит.

– Это-то и в пользу.

– Тут на столе есть немного масла, для полбяной каши поставили.

За ужином, однако, общая беседа перешла на другое: поселяне стали хохотать, слушая рассказы Тита и Ультима о том, как перед этим будущий тесть и жених, напившись допьяна раньше пира, чуть не отдали Амальтею замуж за Балвентия, с переименованием в Стериллу, если б этому не помешал Прим; признание Веранием свинопаса за отца они тоже приписывали его выпивке с тестем, но тот еще более рьяно принялся доказывать достоверность своего родства со стариком, который уже давно, с первого взгляда, показался ему похожим на кого-то давно не виданного и, ущемляя свой нос между пальцами, он стал допрашивать Балвентия, зная, что поселяне не поймут этой символики, не видавши его носа в клещах.

– Ты вейент?

– А вейент я, вейент.

– Тебя прежде звали не Балвентием?

– Всегда Балвентием... всегда.

– Да ты уж это позабыл от старости, от побоев... (сигнал) ты не помнишь, как тебя звали.

– Не помню, не помню...

– Ты был извозчиком? Перевозил клад?

– Да ведь ты говорил, будто твой отец убитый полководец, – перебил Прим и насмешливо и злобно.

– Конечно... – ответил Вераний, – из извозчиков он чудесами храбрости...

– Балвентий-то?