Борис Зальцман - Катастрофа - знать и помнить

Смерть не может больше ждать, я вынужден закончить. С верхних этажей все тише доносятся выстрелы. Падают последние защитники нашей крепости, и вместе с ними рушится и погибает большая Варшава, прекрасная богобоязненная еврейская Варшава. Солнце заходит, и я благодарю Б-га за то, что больше не увижу его. Я вижу багрянец пожаров и клочок неба, красный и беспокойный, как поток крови. Самое позднее через час я буду уже со моей женой и моими детьми и с миллионами других сыновей моего народа в том лучшем мире, в котором нет больше сомнений и в котором Б-г – единственный властелин.

Я умираю спокойный, но не удовлетворенный; изувеченный, но не отчаявшийся; верую не прося пощады; любя Б-га, но не повторяя слепо «амен».

Мой Рабби часто рассказывал мне о еврее, который вместе с женой и детьми бежал от испанской инквизиции и в непогоду на маленьком суденышке добрался до скалистого острова. Молния убила его жену. Шторм унес в море его детей. Лишившийся близких, одинокий, как камень, нагой и босой, истерзанный бурей, испуганный громами и молниями, с растрепанными волосами и с руками, простёртыми к небу еврей шел дальше по скалистому необитаемому острову, и взывал к Бгу, говоря так: «Властелин Миров! Я бежал сюда, чтобы служить Тебе, исполнять Тво и заповеди и освящать Твое имя. Ты же много делаешь для того, чтобы я оставил мою религию.

Но, если Ты думаешь этими испытаниями принудить меня оставить путь истинный, я говорю Тебе, мой Б-г и Б-г отцов моих, что это Тебе не удастся. Ты можешь сокрушить меня, Ты можешь отнять у меня самое дорогое и лучшее в мире, Ты можешь подвергать меня смертельным мукам – я всегда буду верить в Тебя. Знай же твердо: желают или не желают того небожители, я еврей и евреем останусь. И ничего не изменят испытания, которые Ты обрушил на меня и которые обрушишь!»

Это и мои последние слова к Тебе, мой Б-г ярости. Ты сделал все, чтобы я разуверился в Тебе, чтобы я не верил в Тебя. Но я умираю, как жил, с крепкой, как скала, верой в Тебя.

Да будет восхваляем во веки веков Б-г мертвых, Б-г отмщения, Б-г истины и правосудия, Который вновь озарит лицо Свое для мира и сотрясёт основы его Своим могучим гласом. -Слушай Израиль! Б-г – Всесильный наш, Б-г один! Руке Твоей вручаю мой дух.

Вот одна из поэм Иегуды Галеви 12-го века о погроме:

(в сокращенном варианте)

И как могу я жить иначе,

Спокойно трапезы любя,

Когда я вижу псов бродячих, Грызущих до смерти тебя.

Как жизнь может быть отрадой,

Когда, добив твоих орлов,

Та волчья стая делит прибыль, На пир слетаясь из углов.

«Добычу» делили в середине 20-го столетия вся Европа и частично Америка. В 200 американских музеях хранятся ценности убитого еврейского народа: произведения искусства, картины, антиквариат.

А вот другая поэма о погроме в Молдавии, в Кишинёве в начале 20-го столетия, в 1902 году.

Хаим Нахман Бялик

Поэма «Сказание о погроме»

(в сокращённом варианте)

…Встань, и пройди по городу резни,

И тронь своей рукой, и закрепи во взорах Присохший на стволах и камнях и заборах Остылый мозг и кровь комками; то – они.

Пройди к развалинам, к зияющим проломам, К стенам и очагам, разбитым словно громом:

Вскрывая черноту нагого кирпича,

Глубоко врылся лом крушительным тараном, И те пробоины подобны черным ранам, Которым нет целенья и врача.

Ступи – утонет шаг: ты в пух поставил ногу, В осколки утвари, в отрепья, в клочья книг:

По крохам их копил воловий труд – и миг,

И все разрушено…

И выйдешь на дорогу –

Цветут акации и льют свой аромат, И цвет их – словно пух, и пахнут словно кровью.

И на зло в грудь твою войдет их сладкий чад.

Маня тебя к весне, и жизни, и здоровью:

И греет солнышко, и, скорбь твою дразня. Осколки битого стекла горят алмазом – Все сразу Бог послал, все пировали разом:

И солнце, и весна, и красная резня!

Но дальше. Видишь двор? В углу, за той клоакой, Там двух убили, двух: жида с его собакой.

На ту же кучу их свалил один топор.

И вместе в их крови свинья купала рыло.

Размоет завтра дождь вопивший к Богу сор,

И сгинет эта кровь, всосет ее простор

Великой пустоты бесследно и уныло – И будет снова все по-прежнему, как было… Иди, взберись туда, под крыши, на чердак:

Предсмертным ужасом еще трепещет мрак, И смотрят на тебя из дыр, из теней черных Глаза, десятки глаз безмолвных и упорных. Ты видишь? То они. Вперяя мертвый взгляд, Теснятся в уголке, и жмутся, и молчат.